Новый год плюс Бесконечность
Шрифт:
— И в этом не может быть никаких сомнений. Вот так.
«Вот», — словно шевельнулся в левом кармане хитрый арлекин. «Так», — откликнулся справа грустный Пьеро, будто где-то вдали пробили часы. «И точка», — подытожил Вадим. Блаженно улыбаясь, он глянул на светящийся циферблат наручных часов и шагнул с тротуара.
Однако не удержался и в последний раз оглянулся на далекое светящееся окно. В нем, в этом желтом квадрате за занавесками, теперь, как в рамке, была заключена вся его будущая жизнь, его ожидаемая судьба и безусловное счастье.
Исчез вовсе не в том смысле, что растворился между домами или испарился во тьме тающей тенью спешащего и продрогшего человека. Нет, Вадим просто пропал, в том числе и для самого себя. И ни для кого в этом новогоднем городе и в этом снежном мире его больше не было. Впрочем, тут автор, как всегда, может и ошибаться.
День первый
ТОТ, КТО ЖДЕТ ПОД ВЕТВЯМИ
Глава 4
Завтрак в благородном семействе
— Апчхи!
За дверью кто-то чихнул. Да так оглушительно, с такой, по-видимому, долго сдерживаемой силой, что Вадим тут же проснулся.
Он очнулся как от неожиданного и резкого толчка в спину, что было особенно удивительно, потому что он и спал-то как раз на спине. За дверью тихо разговаривали, и примечательно, что речь, похоже, шла именно о нем.
— Ты когда-нибудь выздоровеешь? — спросил кто-то без тени видимого сочувствия, даже с мягким укором.
— Непременно. В следующем году, никак не позже, — ответил другой голос, язвительный и чуть хрипловатый, видимо, от простуды.
— Между прочим, ему и так давно пора вставать, — продолжил тот же голос. — Служанка Штальбаумов уже дважды вызывала к завтраку. А тут не принято опаздывать, здесь тебе не Россия, если хочешь знать!
«Ого!» — подумал Вадим, нежась под теплым и одновременно прохладным одеялом. Оно было явно заморским, стояло над ним шатром и никак не желало оборачиваться вокруг тела по собственной инициативе. «При чем здесь Россия, хотел бы я знать? Воображаю, как там сейчас холодно! Дымы из печных труб, на столах самовары с водкой и бубликами, прямо на улицах огромных заснеженных и пустынных городов медведи пляшут под гармошку вместе с бородатыми казаками. Бр-р-р… При чем здесь она?»
Он потянулся, стряхивая с себя магнетизм крепкого зимнего сна, сладко зевнул и только потом подозрительно воззрился на дверь.
«А кто это там шепчется, собственно?»
В ту же минуту в дверь вежливо, но настойчиво постучали, и она медленно отворилась, лениво поскрипывая.
Вряд ли кто любит, когда его застают в постели незнакомые личности. Женщины еще куда ни шло, их визит, как правило, заранее обещан. С мужчинами же чаще всего дело обстоит иначе, и Вадим немедленно сел, строго и недоуменно разглядывая утренних гостей. Собственно,
Один — высокий и худой, средних, самоуверенных лет, с быстрыми движениями и подвижным курносым лицом, на котором навсегда поселилось выражение лукавой хитрецы и веселой энергичности. Он немедленно встал возле письменного стола и тут же принялся нетерпеливо выстукивать пальцами бодрый военный марш. Пальцы его, разумеется, оказались такими же длинными и худыми, как и все в этом человеке. При этом он почему-то вопросительно смотрел именно на Вадима. Точно это именно Вадим въехал к ним в гости только что, и прямо на кровати.
Второй подошел к окну и остался возле, слегка приоблокотясь на широкий подоконник, уставленный бесчисленными горшочками с геранью, домашними фиалками и прочей флорой. Был он чуть пониже своего товарища, благородной, отнюдь не выдающейся полноты и имел вид — а, по всей видимости, и привычки тоже — мелкого аристократа, временно испытывающего досадные денежные затруднения. Локти на пиджаке были протерты до блеска, как у конторщика, но вся одежда была аккуратной, хотя слишком уж мягкой, домашней, хорошо разношенной с виду. И сам он был задумчив, несколько печален и абсолютно уютен, как старые домашние туфли. Единственно, что в нем было действительно необычного, так это глаза.
Они казались слегка подведенными по краям, ресницы тоже выглядели несколько подкрашенными, зато зрачки были глубоки, темны и абсолютно непроницаемы. Эти глаза выдавали человека скептичного, возможно, даже отчасти циника, однако весьма сдержанного в настроениях; при этом доброго душой и меланхоличного характером. И кого-то эти глаза Вадиму сильно напоминали, хотя ни в первые минуты, ни много позже он никак не мог понять, кого именно.
— Примечательное утречко, хозяин, — сообщил худой из-за стола. — Можно сказать, просто-таки знаменательное.
И тут же оглушительно чихнул, так что Вадиму показалось, даже брызги полетели во все стороны. Причем сам худой, казалось, ничуть не смутился этим.
— Вы полагаете? — озадаченно спросил Вадим. То, что эти типы считают его своим хозяином, было для него новостью.
— Вполне, — хором заявили оба.
— Ладно, — Вадим решил зайти с другой стороны. — А вы кто?
Оба понимающе переглянулись, как если бы говорили сейчас с малость умалишенным.
— Известно кто, — сказал тот, что возвышался над столом, и даже хмыкнул от неудовольствия.
— Мы — ваши новые слуги, — добавил тот, что стоял у окна.
— И вам давно пора спускаться к завтраку, — сообщили они нестройным хором.
— Семейство Штальбаум, полагаю, уже в сборе, — заметил худой.
— А господин советник не любит опозданий к столу, — мягко напомнил «аристократ».
— Штальбаумов знаю, — покачал головой Вадим. — И сам пока еще в своем уме. Но вот загвоздка: я совершенно не знаю вас, господа.