"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17
Шрифт:
Она тоже посмотрела по сторонам и, убедившись, что никого нет, точно так же тихо ответила:
– Если ты можешь валять дурака, то почему мне нельзя?
Шепчу ей на ухо:
– А вот и нет. Ты не можешь валять дурака!
Горячий шепот в ответ:
– Почему это?
Прикладываю палец к губам и отвечаю еще тише:
– Потому что ты можешь валять только дурочку!
Тигрица делано насупились и буркнула:
– Будешь обзываться, я тебя укушу.
– Кусай.
Когда наши губы освободились от сладкого, я спросил:
– Дальше рассказывать?
– Да, только сказочку ты мне на ночь дорасскажешь, серьезный разговор отложим на утро, а пока можешь продолжать меня развлекать.
–
– Ах, это о том, в которое нам непременно нужно было отправиться после срочной коронации и венчания?
– Именно о нем, любимая моя. Только представь! Два дня в комфортном поезде. Потом прекрасный дворец неподалеку от командного пункта. Крым, море, природа! Отличная яхта, императорская, между прочим. Чудесная погода, Черное море и легендарная Византия! Император и императрица. Я и ты. И перед нами – завоеванный Константинополь, именуемый в России Царьградом. Будет неправильно, если царь и царица не посетят Царьград, не так ли? Кстати, счастье мое, а почему ты совсем не пьешь вино?
Она обернулась на окна.
– А тут точно сквозь ставни ничего не видно?
– Точно, я проверял.
– Тогда пойдем, дорасскажешь мне сказку на ночь. Нам пора подумать о наследнике престола Всероссийского, ведь у царя и царицы должен быть и царевич, верно?
МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ОХОТНИЧИЙ ДОМИК «У ТРЕХГЛАВОГО ДУБА». 26 июля (8 августа) 1917 года
Я разбирал очередные бумаги, когда в комнату мягко вплыла Маша.
– Я не дождалась кофе в постель и решила отправиться на розыски мужа.
Ее губы мягко коснулись моих.
– Доброе утро, любимый.
– Доброе, счастье мое. Я не знал, во сколько ты проснешься, а будить не хотел. Приготовить тебе кофе?
– Ну, поскольку из постели я уже выбралась, то кофе в постель можно и отменить. Могу забрать твой.
– Забирай. Он все равно уже остыл.
– Ой, можно подумать!
Обойдя кресло, она обняла меня сзади и бросила взгляд на бумаги.
– Ты вновь в государственных делах?
– Увы, моя радость, дела требуют внимания. А я, к сожалению, несколько более в делах, чем обыкновенный помещик.
Мария фыркнула.
– Не хотела бы быть женой помещика.
– А графа?
– И графа. Только твоей.
– Тут я с тобой полностью согласен. Только моей. Никому тебя не отдам.
Нежно целую ее руку. Та в ответ смачно чмокает меня в макушку и перебирается в кресло напротив.
– Дорогой муж, можем ли мы серьезно поговорить?
Откладываю бумаги и бормочу себе под нос:
– Серьезное начало дня… Я весь внимание, радость моя!
– Спасибо, Миша. На самом деле я очень волнуюсь. Я сердцем чувствую твое напряжение, и историю про августейших гостей и сказочных генералов расскажешь мне при случае в другой раз. Никакие гости и никакие лавры победителя не заставили бы тебя так нервничать. Я вижу, как ты постоянно изучаешь доклады ситуационного центра. Как ты во время самого развеселого праздника ищешь глазами Кутепова, Винекена или одного из своих адъютантов, словно страшишься какой-то новости. Ты почти полгода обходился без коронации и вдруг так резко заторопился. Все так плохо? Только не рассказывай мне о том, что это лишь для того, чтобы я скорее стала императрицей. Я твоя жена, и мне этого достаточно. Великой княгиней я готова быть годами, если это создает какие-то проблемы. Так какие у нас проблемы? Я хочу понять, что происходит и к чему мне быть готовой. В конце концов, меня это тоже касается.
Я невольно крякнул от досады и задумался. Маша терпеливо ждала, и было ясно, что отвечать придется обязательно.
– Хорошо, мое солнышко. Если серьезно,
– И такая легкость получения согласия на мой полет в Россию.
– Да, умница, и это тоже. Причем таких неожиданных совпадений и даже удач вдруг стало слишком много. Так не бывает. Годами Болгария била в хвост и гриву Антанту, а тут неожиданно перешла на нашу сторону…
– Но ведь это Слащев…
– Любовь моя, Слащеву честь и хвала, но без каких-то глубинных решений он бы ничего не сделал. Болгария должна была еще год, а то и полтора сражаться. А тут – раз, и готово! Повезло? Возможно. Впрочем, это пустые рассуждения.
Я вырулил, явно сболтнув лишнего. Хорошо, вовремя спохватился.
– Да, я действительно хочу скорее выехать в Севастополь. Вчера в действие вступил Южный фронт генерала Брусилова, который начал свой марш на Болгарию. К его войскам присоединилась и болгарская армия. Если все будет хорошо, то завтра-послезавтра наши войска возьмут Констанцу и соединятся с болгарами, отрезав Австро-Венгрию от Черного моря. Конечная цель наступления – Константинополь. Проливы. Ради них Россия вступила в эту войну, и взятие их простит мне многое. В ходе войны мы потеряли обширные территории. И господин Суворин может сколь угодно красноречиво описывать доблесть русской армии, но пока она наступать на немцев совершенно не способна. Даже обороняется с трудом. Тот же Двинск мы героически потеряли, а деблокировать 38-ю дивизию не в состоянии. Тем более я совершенно не уверен, что нашей армии удастся отбить у немцев, к примеру, ту же Польшу. Значит, нужно что-то такое явить народу, что затмит Польшу и все остальные потери и что господину Суворину можно будет объявить главной победой. Именно по причине грядущей битвы за Проливы я действительно должен быть на императорском командном пункте в Севастополе.
Взглянув в глаза жене, я кивнул.
– Да, ты права, это лишь часть правды. Я не могу допустить того, чтобы слава победителей досталась лишь моим генералам.
– Ты опасаешься, что набравшие популярность генералы могут тебя свергнуть?
Да, она умна. Этого у нее не отнять.
Киваю:
– Опасаюсь. Только за этот год в России дважды пытались свергнуть императора, не считая заговоров и покушений. Я знаю о существовании еще нескольких заговоров или как минимум о том, что определенные люди прощупывают почву, ведя осторожные консультации. Я и наступление в этом году начал во многом только потому, что если бы я не направил энергию моих генералов на цели вне империи, то они бы нашли себе интересные цели внутри нее. И такой целью почти наверняка стал бы я. Разговоры о том, что я своим показным миролюбием пытаюсь украсть у России и армии победу, начинали звучать все громче. И если сто дней генералы были готовы мириться с этим, понимая, что нужно укрепить армию и восстановить дисциплину, то к июлю я должен был спустить с цепи псов войны, иначе бы они загрызли меня самого.
– Псы войны…
Маша задумчиво повторила эти слова, словно смакуя их вкус.
– Да, радость моя. И сейчас в глазах армии и народа главным триумфатором и героем победы должен стать император, а не Гурко, Брусилов или еще кто-то. Иначе возникнет огромный соблазн обратить популярность генерала в реальную власть. Мне хватает проблем и с Маниковским, а тут еще и такое.
– С Маниковским? Это твой премьер-министр?
– Да. И уже дважды он всерьез рассматривался заговорщиками на роль военного диктатора. Один раз при Николае, а второй уже при мне, когда мой трон зашатался.