Новый Мир ( № 1 2013)
Шрифт:
Я сказала:
— Я вчера в Нескучном саду кормила белку. Ты замечал, что белка горбата, когда сидит? Знаешь, у нее такой продолговатый хрупкий горбик — как детская рука в варежке.
Толя сказал:
— Все мелкие звери хрупки и некрасивы вблизи.
— А птицы, — сказала я, — птицы красивы.
— Птицы красивы, —
В жизни никогда ничего не происходит. Жизнь сама происходит. От маленького чешского города, залитого огромным и несводимым пятном заката. От трамвайной улицы где бы то ни было, от любой улицы, пущенной под откос к реке. От меня и от Толи. Господи, мы же Твои дети, а улицы — наши дети.
Иногда кто-то словно окликает меня по имени: Галя.
Клеенчатый алый плащ с клетчатой подкладкой, зеленые резиновые сапоги, букет кленовых листьев, рыже-коричневый портфель. А вот школа, и голубь переходит трамвайные пути. Только скажи мне, где ты, где мы, и я потеку туда горючим трамваем.
В каком Верхнем Михайловском, в каком октябре.
Минойская элегия
Надежда Мальцева родилась и живет в Москве. В СССР ее стихи почти не публиковались, и только с конца 1980-х стали входить в западные русские, а в следом и в отечественные поэтические журналы и антологии. Мальцева — автор поэтических книг “Дым отечества” (2006), “Навязчивый мотив” (2011, литературная премия “Серебряный век”) и многих поэтических переводов; более 20-ти лет работает над словарем “Тезаурус”, объединяющем русские рифмы, толкования и синонимы (первая версия словаря должна появиться в Интернете в конце 2014 года).
“…Я давно имею дело только со старыми, твердыми, уже выкристаллизованными стихами; мне казалось, что я разучился воспринимать новое, потерял профессию читателя. Ваши две книги были для меня как оживание. В первый раз за не знаю сколько лет я опять почувствовал себя в поэзии, как в воздухе и в воде. Все мы знаем это чувство счастья, все знаем, что словами его не обозначить, позвольте и мне его не описывать. Только поверьте, это не комплимент: комплименты нам уже не по возрасту” (из письма М. Л. Гаспарова — Н. Е. Мальцевой, 2002).
Портрет змея в Феодосийской раме
Александру Ревичу
Не спи под яблоней! восхитив облик твой,
сорвёт с ветвей, перевернёт, покатит,
как
и бросит гнить, едва прикрыв листвой.
Гуденье пчёл, садящихся на губы,
вверху гуляет ветер, звёзды вскачь —
среди греха и смерти любо, любо,
ах, любо, братцы!.. в небо пара кляч
из Авгиевых тащится конюшен,
их пьяный топот туп и равнодушен,
а камень сердца хрупок и незряч.
О бедной кукле глиняной поплачь,
смолою пахнут и гробы и срубы.
Под веками играют свет и тьма,
плывёт вселенной вечная изнанка…
Как резво крутит спицами Ананка —
лови, лови! медяк, венок, тюрьма,
ещё медяк, и сразу порто-франко.
Соблазны века, что тебе до них?
Бегут на месте стрелки циферблата,
твой маскарад надёжней маскхалата,
под яблонями ждёт-пождёт жених,
да вот до Гесперид далековато.
Из куклы выйдет славный мотылёк
со временем, а может быть, и птица,
придёт тепло, гречиха уродится,
соединятся Запад и Восток,
и вдруг — рывок, толпа, чужие лица.
Изволит старый фокус делать князь,
открой глаза! в листве обетованной
ползёт змея тропою покаянной
и держит в пасти яблоко, смеясь.
2007
На гребне девятого вала
— Ваше сиятельство, пахать подано!
Распахав берега киселя,
отрыгались, шугнули кого-то,
благолепья всеобщего для
осушили родное болото.
На просторе, недолго пустом,
возвели карусель волонтёры —
хоть катайся в сметане постом,
хоть подайся в кудыкины горы,
хоть, не смея пуститься в бега,
встань на гребне девятого вала...
А у нечисти бритой рога
отросли как ни в чём не бывало.
И по всей необъятной стране
то заквохчет двуглавая птица,
то зачавкает там, в глубине,
где должна бы душа находиться.