Новый Мир ( № 1 2013)
Шрифт:
[13] Крамеровские герои «болеют в меблирашках» и додумались даже до того, чтобы сдавать собутыльникам в кабаке зимнее пальто напрокат.
[14] «Тихая Волынь изгибается, Волынь уходит от нас в жемчужный туман березовых рощ, она вползает в цветистые пригорки и ослабевшими руками путается в зарослях хмеля. Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова, нежный свет загорается в ущельях туч, штандарты заката веют над нашими головами. Запах вчерашней крови и убитых лошадей каплет в вечернюю прохладу» («Переход через Збруч»).
[15] «Дервиш», например, в казахском языке изначально и переводился длинно, но точно — «странствующий бедняк, отгоняющий духов».
Эстеты
Д митрий Бобышев. Зима. М., Издательство В. Гоппе, 2012, 12 стр .
Маленькi макарони. Военные стихи. М., Издательство В. Гоппе, 2012, 34 стр .
Обычно в рецензионных материалах мы не указываем тираж. Здесь это, однако, принципиально. Тираж этих изданий — 10 экземпляров.
В каждой его книге есть то, что сейчас называется фишкой, — какой-то тайный замысел, позволяющий по-новому представить творчество поэта. Гоппе выпускал книги на деревянных кубиках и обожженных глиняных табличках, даже книгу-бутылку. Он снабдил издание Осипа Мандельштама светящимися иллюстрациями. Каждую свою новую книгу Гоппе делает центром небольшого художественного мирка. Работая над каждым изданием, он лепит скульптуру автора, причем тот может даже не знать о существовании этой скульптуры. Кроме того, к каждой книге Гоппе изготовляет, как сам называет эту конструкцию, библиостас. Художник так описывает его в интервью «Независимой газете»: «Организованное рабочее пространство художника книги, которым чаще всего является короб, разбивается на секции в виде несимметричной решетки, и в эти секции раскладываются различные предметы, одухотворяющие замысел» [16] . Библиостас — слово, не случайно отсылающее к религиозной традиции. Мне библиостасы Гоппе напоминают скорее не монументальные иконостасы православных храмов, а христианские реликварии, в которых могут бережно храниться самые незамысловатые предметы, освященные культом: скажем, шип из тернового венца или щепка, отколовшаяся от креста, на котором был распят, например, апостол Петр. Чем, например, уникален фарфоровый слоник из библиостаса к книге Осипа Мандельштама? — точно такие же слоники сотнями тысяч продавались в советских магазинах, но, попав в библиостас, он приобщается к миру писателя, освящается культом литературы.
Действительно, отношение Гоппе к литературе можно назвать почти религиозным.
В последние два года Виктор Гоппе издал сразу несколько книг, заслуживающих внимания: это и книга-альбом стихов Всеволода Емелина «Давайте начнем все сначала!!!!!» (2011), совмещенный с «Путаницей» Корнея Чуковского, и книга Александра Вознесенского «Северное сияние», для которой переработал статьи Корнея Чуковского об Уолте Уитмене так, словно бы они были написаны о Вознесенском и о нашем сегодняшнем дне [17] (об этой книге я уже писал для «НГ Еx Libris»)… К Чуковскому у Гоппе вообще особое отношение — недаром его стихи и статьи выступают в качестве иллюстративного ряда, некоего культурного эха.
В 2012 году вышла книга Дмитрия Бобышева «Зима». Напечатанная на обоях советского производства, эта книга — настоящий оммаж русскому кубофутуризму. Интересное решение. Бобышев, — как об этом пишет Дмитрий Кузьмин в аннотации, размещенной на тыльной стороне обложки, — наследник русского футуризма. И поскольку именно кубофутуристы стоят у истоков бук-арта в нашей стране, издание Бобышева стало для Гоппе поводом почтить память великих предшественников. Кажется, со времен футуристических сборников Гоппе первый в России начал использовать для оформления книг обойную бумагу. А выходные данные книги набраны поверх репринта обложки первого в России бук-арт издания — книги-поэмы Хлебникова и Крученых «Игра в аду». Что Гоппе использовал именно старые обои, тоже важно: это позволяет читателю физически, собственными пальцами ощутить течение времени (большая часть сборника составлена из стихов, написанных в 1960-х)…
В пьесе (или фрагменте романа) Леонида Костюкова «Человек или подвиг филолога» главный герой — пронырливый литературовед Лисянский восклицает:
Поэтические биографии оказываются намертво сцеплены — даже, казалось бы, никак не связанные с Бродским стихи возвращают читателя к зиме 64-го. Стихотворение, написанное Бобышевым тогда же — в 1964 году — в книге тоже есть; формально это посвящение Евгению Рейну, но с не меньшим основанием оно могло бы быть посвящено Найману, или Бродскому… или самому Бобышеву. Образы четырех поэтов легко узнать в обреченно стоящих друг напротив друга, навечно сцепленных скульптурах. Для Бобышева это сцепленье оказалось действительно нерасторжимым. На одной из литографий Гоппе изобразил всех четверых друзей, причем Бродского — в образе быка Юпитера, похищающего Европу — музу, играющую на его рогах, как на лире. Бобышев же кормит быка — Бродского — стихами. На боку у быка, чтобы не оставалось никаких сомнений, красуются две буквы — JO. Двух оставшихся друзей так же несложно идентифицировать: в руках у них тетрадки, на которых можно прочесть два слога — МА и АХ, что даже самого непроницательного читателя заставит вспомнить о благоволившей молодым поэтам Ахматовой.
Виктор Гоппе первоначально не планировал заниматься бук-артом, в книгоиздательство он пришел почти случайно, хотя и по зову сердца: хотел помочь друзьям, книги которых не могли увидеть свет из-за цензуры. Однако это и определило его жизнь: Гоппе долго сотрудничал с поэтами лианозовской группы, его отношения с Игорем Холиным можно назвать поистине уникальными. Виктор издал шесть книг еще при жизни мэтра, причем ни одно стихотворение, изданное Гоппе, Холин не включил ни в одну другую публикацию. Поэт, торговавший антиквариатом, должен был прекрасно понимать, какой подарок он делает художнику…
Изначальная симпатия Гоппе к неподцензурной литературе сохраняется до сих пор. Ему по-прежнему интересны «возмутители спокойствия», выламывающиеся из политических, эстетических и любых других конвенций, нарушающие все мыслимые приличия.
Еще весной прошлого года в интервью «Независимой газете» Гоппе обещал выпустить напечатанный на старых рентгеновских снимках сборник гражданской поэзии «Пушечное мясо».
Революционные настроения обернулись пшиком, а вот сборник состоялся, но он оказался не таким, как планировалось изначально: получилось, так сказать, мясо с гарниром. Да, книга, составленная из рентгеновских снимков, действительно есть, называется она, как и задумывалось, «Пушечное мясо», только это не сборник разных поэтов, а собрание стихотворений одного автора (одного из любимейших авторов Виктора Гоппе) — Евгения Лесина [18] .
Но и замысел сборника не пропал: почти одновременно с роскошным изданием Лесина вышла и небольшая книжечка со стихами десяти разных поэтов и c названием на украинском языке: «Маленькi макарони (военные стихи современных авторов)».
Вначале сам замысел: почему (скажем, в случае Лесина) старые рентгеновские снимки? Рентгеновские снимки делались с сугубо практическими целями — обнаружить те повреждения, те источники боли, от которых страдает человек. Сегодня того человека, чьи кости запечатлены на снимке, может быть, уже нет в живых, а снимок все еще продолжает храниться — он остается свидетельством давно прошедших страданий. И в чем-то поэт, пишущий «на злобу дня», подобен этому рентгеновскому снимку — он, конечно, пишет о том, что тревожит современников здесь и сейчас, но если уж он настоящий поэт, то об этом «здесь и сейчас» он свидетельствует, извините за пафос, перед лицом вечности.