Новый Мир (№ 2 2009)
Шрифт:
половинка сатаны!
Под наркозом/дулом/пытками
клятвы страшные даны.
Исполняй вполне посильные
обещания свои:
на руках носи насильницу,
кровопивицу пои.
* *
*
умащусь
лучшим
отшучусь
от солдат на кордоне
просочусь
в кровь твою Соломоне
умещусь
вся на твоей ладони
* *
*
Проснешься с криком спозаранку,
поплачешь несколько минут,
наденешь свитер наизнанку,
чтоб не гадать, за что побьют,
порасковыриваешь ранку,
проверишь ходики — идут,
уйдешь в глухую несознанку…
Вот-вот, поспи. Я тут. Я тут.
* *
*
Нет, не фрукт на лубочном древе, —
шкурка розова, мякоть кисла, —
но ворочающийся во чреве
плод познанья добра и зла.
Нет, не гадкие шутки змея,
не изгнание, не вина,
но сомнения, что сумею
чадо выпестовать одна.
* *
*
Пристегнули непосед —
вы не на земле!
“Отче наш” на небесех,
в зоне турбуле.
Хладнокровен экипаж,
но за горло — хвать! —
страх. Его в багаж не сдашь,
он — ручная кладь.
* *
*
Здесь масло масляно, как в детстве,
зрачок маслины маслянист,
здесь,
создатель уличен в эстетстве,
здесь горизонт горизонтальней,
грудь загорелая полна
любви, отходчива волна
и незлопамятны купальни,
здесь виноград с вином — награда
за собирание камней,
здесь робкое иди ко мне
звучит как клятва Гиппократа.
* *
*
Мне сиротская нежность эта,
эти старенькие слова —
как курильщику сигарета
после рейса Нью-Йорк — Москва.
Только так понимаю, кто я,
что жива еще, хороша…
После паспортного контроля.
В ожидании багажа.
* *
*
По-хозяйски, но почтительно,
аккуратно, но небрежно,
суетливо, но пленительно,
механически, но нежно,
будто не о чем печалиться,
будто старость не грозит ей,
натирается красавица
жидкостью солнцезащитной.
* *
*
Всего лишь старость. Море и песок.
Смотри: неподалеку от заката
белеет парус. Он не одинок:
вокруг него белеют парусята.
* *
*
поправим подушки
отложим книжки
я мышка-норушка
твоей подмышки
малиново-серый
закат задернем
гардиной портьерой
периной дерном