Новый Мир (№ 2 2010)
Шрифт:
Которому лишь море подпевает.
1 июня 2009
* *
*
Из глубины глухого сада
(Да и сама я глуховата)
Что ведаю, то и повем:
Древесный мир не для парада,
Искусство
Всё требует здесь обожанья, —
Цветущей яблони дрожанье
И елей треугольный флот…
Диктует форма содержанье,
А вовсе не наоборот.
В искусстве схожие законы, —
Чем выше дерево, тем кроны
И опытнее и жалчей.
А летом этот мир зелёный
Не помнит зимних мелочей.
31 мая 2009
Дом
Оставляешь дом вполне здоровым,
Возвращаешься, а он — калека,
Три зимы отсутствовала, словом,
Дом не может жить без человека.
Стонут половицы, окна, двери,
В струпьях потолки, полы в известке,
Цвель по стенам распустила перья,
Даже у крыльца осели доски.
Вещь пред человеком не повинна
И страдает больно от измены.
Дом дрожит, как брошенная псина —
От порога до хвоста антенны.
6 сентября 2009
* *
*
Мы остановимся на том,
Что обезлюдел этот дом.
Бог весть, где странствует душа,
Забыв и про уют домашний,
И про камин, где, вороша
Золу, искала день вчерашний.
Ещё не протекает кров,
Ещё горит в сосудах кровь,
Ещё и голова — сосуд.
Да вот ушла душа-жилица…
Зачем, — вершить ли самосуд
Иль в тело новое вселиться?
Но этого не знает мозг,
И то не знает, что он мост,
По коему невесть куда
Невесть зачем душа спешила.
Из пресных глаз течёт вода,
Трещит суставами стропило.
1 июня 2009
ЕВГЕНИЙ ТЕРНОВСКИЙ — АНДРЕЙ ЛЕБЕДЕВ. Встречи на рю Данкерк
Терновский
Лебедев Андрей Владимирович родился в 1962году в поселке Старая Купавна Московской области. Доцент Государственного института восточных языков и культур (Париж). Автор пяти книг прозы. Последняя, написанная в соавторстве с Кириллом Кобриным — “„Беспомощный”. Книга об одной песне” (2009). Ее журнальный вариант был опубликован в “Новом мире” (2008, № 5). Живет в Париже.
Журнальный вариант.
Книга-интервью
Замысел этой книги-интервью возник в 2008 году. Наши встречи проходили в квартире Евгения Самойловича Терновского; она расположена в доме на парижской улице, носящей название северофранцузского города Данкерк. Заголовок книги — дань гостеприимству моего собеседника, великодушию и терпению, с которыми он отвечал на мои вопросы. Приглашая его к разговору, я стремился глубже проникнуть в творческие миры Терновского-писателя, ближе познакомить русских читателей с его произведениями. Мне был чрезвычайно интересен и его личный жизненный опыт — Советский Союз, эмиграция, Западная Европа, встречи с людьми, которые во многом определяли культурный пейзаж тех «времен и мест», будь то московская интеллигенция конца 1950-х — начала 1970-х годов, а затем русская диаспора в Париже, немецкий и французский круги славистов. Заключительная часть книги, находящаяся пока в работе, а потому не вошедшая в данную публикацию, будет посвящена французским романам Терновского.
— Многоуважаемый Евгений Самойлович, мои первые вопросы — о начале или даже предначале вашего творческого пути. Откуда возникла сама потребность в писании, понимание, что это — ваше? Рождаются ли писателями или ими все-таки становятся? Что явилось определяющим в вашем случае: семья, среда, чудо?
— Я стал писать рано, в возрасте шестнадцати лет, и до тридцати лет писал в воображаемый письменный стол, поскольку подлинного у меня в ту эпоху не было. Ныне, спустя полвека, я могу сказать, что литература как профессия не имела никакого значения в моей жизни. Я свято чту завет Флобера о том, что автор должен сочинять прежде всего для себя самого.