Новый Мир (№ 3 2008)

Журнал Новый Мир

Закатное зрение

Наль Анна Анатольевна родилась в Омске. Окончила филологический факультет МГУ. Автор нескольких поэтических книг. Лауреат Царскосельской художественной премии (2007). Живет в Москве.

Внуково

Облако,

груженное самолетным громом,

отходит огромным белым паромом

в сторону, противоположную звуку.

Выпуская жужжащую муху,

пятерня продлевает руку

вздрогнувшим аэродромом.

И не важно, кто был ведомым.

В близоруком вечернем свете

взлетные полосы жизни, любви, смерти

любой полет заземляют домом, —

если верить ладоням.

Сижу на крылечке

как царь,

опершись на клочок овечки,

продубленный до тени.

С нижней ступени

столбцами ползут в мураву человечки,

отслаиваясь в словарь

иероглифов.

Муравейник растет по числу поколений.

Бродячие особи не приспособлены к роли строф,

по корням рассыпаются, и собирать лень их.

Приблизительно так

рассуждает современная поэзия,

помещаясь на кончике лезвия

самурая

в попытке достичь рая

посредством самоубийства.

Попадание в такт

сублимирует хоровой акт.

Рок усилен металлоломом.

Автострада за домом,

сквозь шиповник шумящая Авессаломом,

отходит огромным слуховым фантомом

в сторону, противоположную смыслу.

На другом берегу,

в общем русле витийства,

лежит село “Ни гугу”,

где весы истории сродни коромыслу.

Капли бензина стекают в канистру

приусадебного колодца,

превращая козленка

в бородатого инородца,

по которому сохнет в цветном сарафане Аленка.

Воздушный

шар,

пуповиной привязанный к радужной точке

закатного зрения,

все прозрачней становится в ярусах цветоделенья:

семисвечник горелки, толкающий пар,

раздувает меха белоснежных отар

в глубине голубой оболочки.

Тает в небе оплавленный летчик.

Банный лист календарной личинкой прилип

к реактивным подкрылкам, жужжащим с изнанки.

И когда разожмется и вздрогнет рука,

шар земной вместе с нами уйдет в облака

в направленье удара, похожий на всхлип,

материнскую речь, как безумный Эдип,

оставляя нам в виде приманки.

 

Куст

Две певчих памяти на равных, но поврозь

ютятся в скрытой области сознанья

подобно птицам родственной породы

в клетушках коммунального куста.

Заденешь ненароком, на авось,

откликнется одна, а выпорхнет иная.

Ловца сбивает с толку неспроста

защитный механизм их двойственной природы.

Сначала взмах, перо, одна подробность

случайная, — и дымчатый комок,

с каемкой черной, с желтою мережкой,

с пунцовой родинкой, опознан как щегол.

Но куст не успокоился. Колок

перетянул струну, чуть отпустил, помешкал,

и понеслось — невидимый глагол

раздвинул рощу, всю ее огромность.

Звук раздышался, шорох заглуша,

толчком спрямил качнувшийся отросток.

Чем дальше от меня твой голос и рука,

тем прошлое тесней и будущее ближе.

Я признаюсь себе в наличье двойника,

которого в душе сужу и ненавижу.

Но спевка бузины без спора хороша,

а куст необитаем, словно остров,

плывущий облаком в прозрачной глубине:

гадальный воск расплавлен в круглой плошке