Новый Мир (№ 3 2009)

Журнал Новый Мир

Российская литература: мифы, атавизмы и национальная идея. Беседу вела Анна Матюхина. — “ИТАР-ТАСС Урал”, 2008, 19 декабря <http://www.tass-ural.ru>.

Cреди прочего критик Сергей Беляков говорит: “Если [Литературный] Институт закроется, то это не будет потерей для нашей культуры. В целом Литинститут дает базовое гуманитарное образование, и в этом он не хуже других вузов”.

Составитель “Периодики” с первым утверждением не согласен. Катастрофой не будет, а потерей будет.

Екатерина Сальникова. Скромное очарование злодея. ТВ-аналитика: Броневой-Мюллер

воплощает тоску по гениальной аморальности. — “Частный корреспондент”, 2008, 18 декабря <http://www.chaskor.ru>.

“Юбилей Леонида Броневого автоматически стал по совместительству телеюбилеем Мюллера — гениального антагониста Штирлица. Леонид Броневой в интервью сетовал о популярности Мюллера, несоразмерной этому образу и затмевающей другие, более сложные работы. Но именно кадры с Мюллером чаще всего использовались в телематериалах о юбилее артиста, особенно в информационных выпусках. И это не досадная несправедливость, а прекрасная закономерность”.

“Ввиду дефицита доброго добра и красивого добра, ввиду обилия не очень красивого добра с кулаками есть потребность в добром зле и артистичном зле. Если бы не образ Воланда с его свитой, еще неизвестно, какова была бы популярность „Мастера и Маргариты”. В жизни полно негатива, но он, как правило, лишен всякого очарования. Первое распространенное свойство жизненного негатива — отсутствие персонификации. Кто именно, где и когда распорядился о том, чтобы кому-то чего-то недодали, недозаплатили, не помогли, не приняли, не выслушали, что-то перепутали и потеряли, — непонятно. А только бывает все плохо. Второе свойство жизненного зла — оно представляет конкретную опасность для конкретного индивида. Образ же злодея физически безопасен и административно бесправен. Третье свойство жизненного зла — оно подвигает на бесконечные мучительные размышления о причинах дисгармонии и потребности с ними бороться. Образ же злодея — совсем другая штука. Удачный образ несет в себе эстетическое прощение морального несовершенства жизни. Образ злодея — компенсация за реальные беды и мучения”.

“Любуясь злодеями и этически амбивалентными персонажами, человечество добирает свободу от морали, безответственность и откровенность. Как известно, у Шекспира злодеи крайне раскованно исповедуются в своих гнусных намерениях. Тем они и милы, что не двуличны в общении со зрителями. А кроме того, феерически обворожительный злодей, в котором чувствуется масштаб личности, — это искомое воссоединение гениальности со злодейством. Человечество нуждается в таком воссоединении. Оно дает право смиряться со злом как с властью, чье внутреннее право на агрессию против обычного человека легче признать”.

Александр Самоваров. Националист во главе “Москвы”. — “АПН”, 2008,

16 декабря <http://www.apn.ru>.

Говорит новый главный редактор журнала “Москва” Сергей Сергеев: “Я не просто позиционирую себя в качестве русского националиста, но я себя ощущаю и осознаю

русским националистом. Более того, считаю, что быть националистом своей нации — это норма. Мне всегда казалось, что быть за своих — нормально. Это еще не национализм — быть за своих, но это его эмоциональная основа. Таким „эмоциональным” националистом я был с детства, а потом попал на истфак МГПИ, к профессору Аполлону Григорьевичу Кузьмину. Он не называл себя русским националистом, но он им, безусловно, был. Его уроки не прошли даром. И где-то с 1986 года я мыслил себя именно в качестве сознательного русского националиста”.

“Я случайно попал в журнал, но я бы не сказал, что русский националист

в качестве главного редактора — это уж совсем случайность. Леонид Иванович Бородин, мой предшественник, который меня на эту должность рекомендовал, отбывал свои лагерные сроки в СССР именно за русский национализм, „русизм”, как говаривал тов. Андропов. Но сам Бородин слово „национализм” не любит. Вообще люди старшего поколения это слово не любят. Покойный Вадим Валерианович Кожинов тоже не любил. У них есть какой-то внутренний барьер по этому поводу. Но тем не менее Леонид Иванович выбрал в качестве преемника меня, прекрасно зная о моих взглядах”.

“Трудно назвать известных авторов национального направления, которые в „Москве” не публикуются. Надеюсь, появятся и совсем новые фигуры. А что касается прозы, то ее уровень в журнале не хуже, а иногда и лучше, чем в других „толстых” журналах, но сам уровень современной прозы в целом не достигает высоты не только писателей 19 века, но и уровня 70-х годов 20 века”.

“Но, если журнал националистический, это не значит, что там проза или поэзия должна озвучивать националистические лозунги”.

Александр Самоваров. Интеллектуал и жизнь. — “Русский Обозреватель”, 2008, 29 декабря <http://www.rus-obr.ru>.

“<...> интеллектуалы пишут много, но денег у них нет, при этом их регулярно публикуют и выходят их книги. По этому поводу хорошо сказал глава Совета Федерации господин Миронов, он высказался в том смысле, что Россия единственная из развитых стран, в которой человек может честно работать и быть бедным. Добавлю от себя, что Россия единственная страна в мире, где интеллектуал, чьи статьи и книги востребованы, может быть бедным. Такого нет не только в Европе и США, но такого нет ни в Азии, ни в Африке”.

Павел Святенков. Поп и его приход. — “АПН”, 2008, 18 декабря <http://www.apn.ru>.

“<...> в 90-е годы Русская православная церковь заняла неформальную позицию автономной республики русских в составе РСФСР”.

Александр Севастьянов. Солженицын: упущенный шанс? Он не сделал того, для чего был рожден. — “АПН”, 2009, 3 января.

“Страшно думать, но в отказе Солженицына даже от попытки возглавить страну мне видится зловещий символ, внушающая тоску метафора. Словно бы русский народ сам в очередной раз отказался взять свою судьбу в собственные руки, без борьбы оставив ее в руках... кого? Бога? Рока? Сатаны? Авантюристов всех мастей? Всемогущего „авось”? <...> Отсутствие у русских воли к власти, атрофия этого инстинкта — феномен, слишком дорого нам обходящийся. В итоге мы получили удар такой силы, от которого не скоро еще оправимся. Вместе с нами тот же удар получил и сам Солженицын — и успел понять это и выступить с верной оценкой произошедшего („Россия в обвале”). Но было уже поздно”.

“ Думаю, что [Солженицын] победил, ибо добился воплощения всех главных мечтаний, достиг всех главных целей, которые сознательно себе ставил . Разве что только русских с евреями не помирил. А если чего не добился — так ведь, значит, и цели такой не было. Хорошо ли это, правильно — или плохо, наверняка судить мы не можем. Мы можем только сожалеть о возможностях, на наш взгляд, упущенных, но это была его жизнь, и он распорядился ею так, как распорядился. А многим ли дано такое счастье, такая воля — распорядиться своей жизнью? Ох, нет! <...> Но дело в том, что Солженицына больше нет, а мы-то живы. И обустраивать Россию нам придется дальше без него”.