Новый Мир (№ 4 2006)
Шрифт:
Олег Доброчеев. Диффузия на восток. Россия станет великой державой, если столица будет перенесена в Западную Сибирь. — “Политический журнал”, 2005, № 43, 19 декабря.
“Перенос центра тяжести социальных, а возможно, и хозяйственно-экономических и части политических функций страны из Москвы, оказавшейся вдруг на границе нового государства, ближе к географическому центру Евразии — севернее и восточнее Астаны, в Барабинские степи (например, в поселок с символическим названием Новоспасское) или еще далее, в Томск, способен будет разом решить целый клубок неразрешимых иным образом российских проблем и противоречий”.
Валерий Дымшиц. Шагал пополам. — “Народ Книги в мире книг”. Еврейское книжное обозрение. Санкт-Петербург, 2005, № 59, октябрь.
“Количество книг, так или иначе связанных с именем Шагала (альбомов, монографий, мемуаров и пр.), так велико, что шагалистика давно
Александр Елисеев. “Царь и Советы”: идейные поиски движения младороссов. — “Наш современник”, 2005, № 11.
“В 1923 году в Мюнхене прошел „Всеобщий съезд национально мыслящей русской молодежи”. Его участники, молодые эмигранты (в большинстве своем участники Белого движения), образовали Союз „Молодая Россия”, позже переименованный в Союз младороссов (1925 год). <…> Младороссы считали своим идеалом государственного устройства самодержавную монархию, в основе которой лежал бы принцип идеократии. Новую монархию они мыслили надклассовой, но в то же время „трудовой” и „социальной”. <…> Второй важнейшей опорой трона им виделись… Советы (младороссы предложили эмиграции шокирующую формулу: „Царь и Советы”)”.
Фома Еремин. “В Писании Святом революция названа медведь...” — “Политический журнал”, 2005, № 44, 26 декабря.
Из письма скульптора С. Т. Коненкова И. В. Сталину от 15 января 1941 года (из Америки): “Дорогой Брат Иосиф Виссарионович! <…> Весной все капиталистическия страны ударят на Советский Союз. Гитлер изменит Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, как в символе (фигуре) Седекия, царь Иерусалимский, изменил царю Навуходоносору, как читаем о том: „...и отложился от царя Навуходоносора, взявшаго клятву с него именем Бога, — и сделал упругою шею свою”... (2 Паралип. 36: 11 — 13) <...> так поступит и Гитлер. И тогда Вы вынуждены будете взяться за меч. <…> Знаете ли Вы, что Святое писание говорит, что от 1948 г. люди умирать не будут? И среди этих людей Вы, дорогой Брат Иосиф Виссарионович, и те, которые способствовали установлению Царства Божия здесь на земле, умирать не будете. После 1948 г. войны не будет более никогда. <…> Скоро мы увидимся с Вами, дорогой Иосиф Виссарионович, и Вы будете беседовать с нами, как написано у пророка Даниила: „По окончании тех дней, когда царь приказал представить их (Церковь Христову, последних ея членов), начальник евнухов представил их Навуходоносору (Вам). И царь говорил с ними (с нами), и из всех отроков не нашлось подобных Даниилу: Анании, Мисаилу и Азарии, и стали они служить пред царем” (Даниила 1: 18 — 21)…”
Во вступительном слове к публикации отмечается, что неизвестно, читал ли это Сталин или нет.
Сергей Есин. Время богемы прошло. Беседу вел Анатолий Стародубец. — “Труд”, 2005, № 241, 23 декабря <http://ww.trud.ru>.
“Заниматься настоящей литературой всегда было невероятно тяжело. Среди хороших писателей последних десятилетий состоятельных людей почти нет. Мне бы не хотелось сейчас углубляться в этот сложнейший вопрос, связанный с несовершенством нашего законодательства в издательской сфере. Если хотите, я вам потом расскажу, кто и как обворовывает писателя на всех этапах пути его книги к читателям”.
См. также: “А сейчас я пишу очень озорной роман. Героем романа будет Литературный институт. Заранее жду постные и обиженные лица, не понимающие, что роман-то не о них, о людях вообще”, — говорит Сергей Есин в беседе с Владимиром Бондаренко (“Строитель готических замков” — “Завтра”, 2005, № 51, 21 декабря <http://www.zavtra.ru>. ); полный вариант этого интервью см.: “День литературы”, 2005, № 12, декабрь.
Игорь Ефимов. Расширяя границы возможного. Интервью Алексея Митаева. — “Новый берег”, 2005, № 10 <http://magazines.russ.ru/bereg>.
“Главным литературным открытием и своей гордостью Профферы считали писателя Сашу Соколова. Мне тоже понравилась первая книга — „Школа для дураков”. Карл принес мне набирать вторую книгу Соколова „Между собакой и волком” и честно сказал, что не понял в ней ни слова, но и речи не может быть, чтобы издательство „Ардис” отвергло вторую книгу этого автора. <…> Я знаю много достойных людей с развитым эстетическим чувством, которые наслаждаются прозой Соколова. Но для меня этот его текст оказался эстетически неприемлемым! Это была какая-то аллергическая реакция. Я с трудом выношу хаос и невнятицу в литературе, а здесь хаос и невнятица вырывались не спонтанно-стихийно, а мастерились искусным перышком намеренно и ювелирно. <…> Имею я право не любить прозу Соколова? Все бывает, уговаривал я себя. Но при этом отлично понимал шаткость, даже недопустимость такой позиции. Ты — служащий, тебе приносят работу. Сказать: „Вы
Александр Закуренко. Из книги “Анекдоты и всматривания”. — “Топос”, 2005, 14 ноября, 19 и 21 декабря <http://www.topos.ru>.
“Вчера смотрел в „Школе злословия” Кушнера, и вновь поразило полное отсутствие концентрации мысли в рассуждениях о зле. Вновь карамазовский бунт со слезинкой ребенка, правда, Кушнер говорил о землетрясении, то есть о зле естественном, вроде бы от человека не зависящем. Странно, что он не способен вслед за всеми, кто приводит эти доводы, додумать, что ведь и отсутствие Бога ничуть не оправдывает смерть от стихийных бедствий, что если мы вообще хотим задавать вопросы о смысле тех или иных страданий, то ни наличие Бога, ни Его отсутствие не будут в равной степени ни объяснением, ни обвинением. Пусть Бога нет, но тогда смерть человека бессмысленна вообще и страдания человека также обессмысленны, и именно в этом случае ничего не остается, как впасть в отчаяние. Законы физического мира по отношению к человеку ни дружественны, ни враждебны, им вообще на человека чхать, как на обрушиваемый с горы камень или гонимую к берегу волну. Вопрос в другом: а есть ли что-нибудь помимо слепых законов природы, есть ли надежда на то, что они могут включать человека в какой-то более широкий план бытия, где смысл есть сумма всех векторов возможностей, как положительных для человека, так и отрицательных. Вера есть напряжение интеллекта в сторону смысла, и не понимающие этого Кушнер или Гордон-Гинзбург при всех своих чувственно-интеллектуальных достижениях оказываются абсолютно неубедительны и беспомощны. Пытаясь познать мир и представить его как систему, устроенную на разумных основаниях, они как раз и попадают в ловушку противоречия: если мир устроен так, что он опасен для человека, то зачем человек нужен этому миру и в чем его разумность — в качестве горючего материала, что ли?” (“Теодицея Кушнера?”).
Сергей Земляной. Клеймение града. Политический центр в силовом поле власти. — “Политический журнал”, 2005, № 43, 19 декабря.
“Коротко говоря, одним из атрибутов власти является стремление к ничем не ограниченному расширению области своего бытования и применения. Крупнейший теоретик власти в ХХ в. Рихард Зорге (курсив мой. — А. В .) для описания этой стороны власти ввел специальный термин — „перманентная экспансия”…”
Александр Зиновьев. Как иголкой убить слона. — “Наш современник”, 2005, № 10.
“В десятом классе школы я стал членом террористической группки, планировавшей убить Сталина. Нас было несколько ничтожных по силам человечков. <…> Нам казалось, что, убив Сталина, мы сделаем величайшее благо для миллионов соотечественников. Мы шли на верную гибель при этом. Потому мы считали наше поведение морально оправданным. Проблема состояла в том, как осуществить покушение технически и где добыть оружие. Обсудив все доступные нам варианты, мы остановились на том, чтобы осуществить замысел во время демонстрации. Колонна, в которой шла на демонстрацию наша школа, проходила недалеко от Мавзолея Ленина. Никому бы не пришло в голову, что какие-то невзрачные мальчишки и девчонка способны на такое серьезное дело — на дело, как мы думали, эпохального масштаба. Так что наш расчет был правильный: мы заметили уязвимое место в охране Сталина. Уже после войны я узнал, что мы были не единственными „умниками”. В это же время была разоблачена более серьезная террористическая группа студентов, тоже планировавшая покушение на Сталина и тоже во время демонстрации. Я вспомнил этот эпизод из прошлого в связи с фактами терроризма, информацией и разговорами о которых сейчас забивают сознание миллиардов людей. При этом о терроризме говорят как об абсолютном зле, причем беспричинном. Якобы просто появляются такие неполноценные существа, некие недочеловеки. <…> Возьмем нашу террористическую группку. Ее не разоблачили, поскольку меня арестовали по другой причине, и группка, как я узнал уже после войны, просто „испарилась”. Но если бы ее разоблачили, нас, конечно, осудили бы, как это сделали с другими группами, которые появлялись в те годы. И правильно бы сделали: мы были преступники, воплощение зла. Ну а если бы наше покушение вдруг удалось? Как бы наше поведение оценили теперь (если бы, конечно, советский коммунизм был разрушен)? Наверняка нам памятники поставили бы. Ведь называли же улицы советских городов именами цареубийц. Считают же героем Штауфенберга, пытавшегося убить Гитлера. В реальной истории оценка терроризма зависит от того, кто дает оценку”.