Новый Мир (№ 4 2007)

Журнал Новый Мир

Ракета русалкой, ундиной, наядой

На крыльях летит, зарывается, рыщет,

Налево раскинулась Тивериада,

За нею холмы Галилеи, Мытищи.

…И вновь к Иордану приходит Учитель,

Как с вестью благою из Химок ракета,

Босой, с немудрящей о мытаре притчей,

Как стих по Писанью и страстное лето.

(“Море Галилейское”, 1981)

Странная, не поддающаяся учету, какая-то “самоломаная” и “глубоководная” поэтика… Ни с чем не соприкасается, ни на что не влияет, она просто “есть”. Под конец жизни консерватизм мировоззрения сблизил Цетлина с “правым”

крылом литературы (как пишет Синельников, с ним “любили общаться некоторые образованные черносотенцы от литературы и литературоведения”). Боюсь, что это обстоятельство еще более уединит автора, изолируя от адекватного изучения. Поскольку идеологически неблагонадежен…

– 2

Ирина Жеребкина. Феминистская интервенция в сталинизм, или Сталина не существует. СПб., “Алетейя”, 2006, 224 стр. (“Феминистская коллекция”).

Очередное исследование автора, посвященное гендеру и судьбе русского феминизма, интригует и будоражит, или — выражаясь на выбранном исследовательницей философском жаргоне — провоцирует. Интригует — потому что уже на обложке опровергает очевидное: существование Сталина — больше чем факт, поскольку Сталин — не просто историческая фигура, но миф и символ массового бессознательного. Подготовленный читатель справедливо заподозрит, что одна из этих ипостасей (либо — если получится — обе) будет деконструирована. Отсюда и второй очевидный аспект книги — провокация. Потому что в приложении к мифам массового сознания метод деконструкции состоит в обнаружении отчуждающего явление статуса (не “любовь”, но “дискурс любви”), что возможно лишь исходя из абсолютно внеположной любому наличному статусу позиции. При корректном и рефлексивном (таком, при котором исследователь себя осознает) использовании эта позиция дает глубокие и интересные результаты. Но, будучи установленной раз и навсегда чисто механистически, подобная “вненаходимость” придает исследованию абсолютно “отвязанный”, или, иначе говоря, игровой, характер. Текст кажется написанным от имени Другого (чья идентичность, в том числе и лингвистическая, неопределима) с целью изобличения в объекте исследования скрытых, перверсивных моментов. Например: “Главный парадокс проблемы гетеросексуальное/гомосексуальное в эпоху сталинского тоталитаризма состоит в том, что несмотря на то, что гомосексуальность как структура фактически поощряется Сталиным (строившим гомосексуальные отношения с подчиненными…), Александров и Молотов не выдержали бремени этого перверсивного наслаждения, на самом деле находя высшее удовольствие в приказном бюрократическом сталинском гетеросексуальном „наслаждайся”!” Не осознаваемая автором ускользающая тоталитарность метода исследования и способа описания, при котором тоталитарное “само собой разумеющееся” подменяется постмодернистским феминистическим “должным” (семья как царство необходимости, адюльтер как проявление личной независимости и революционности женщины, выбирающей — наконец-то — не общее “материнское”, а личное женское, и т. д.), а также неверифицированность некоторых из его источников (в качестве “исследователей” сталинской эпохи называются телеведущий Леонид Млечин и писатель Эдвард Радзинский) не отменяет, однако, и некоторой продуктивности предложенной в нем схемы. Опираясь на работы Лакана, Жижека и его ученицы Зупанчич, Жеребкина пытается доказать, что именно парадоксальная структура сталинской сексуальности породила в его эпоху новый, феминистский по сути тип субъективности, присущий и актрисе Серовой, и дочери Сталина Светлане. Отношение тирана к массе определялось “принципом Антигоны”, чей объект желания — не что иное, как невозможность осуществить оное, то есть, по сути, — само желание. И значит, являясь “субъектом нехватки” и истерически требуя ее восполнения, он на самом деле не хотел того, чего требовал. То есть сам первый эмансипировался от провозглашенных им принципов. В этом-то смысле Сталина, конечно, не существует, ибо “отец народов” оказался — пусть в архетипическом, переносном смысле — женщиной… Что породило феномен “сталинских Антигон”, протестующих против режима самим образом жизни (алкоголизм и сексуальная раскрепощенность Серовой, конфликтное поведение и последующее бегство Светланы Аллилуевой интерпретируются Жеребкиной именно с этой точки зрения).

 

Надя Делаланд. Абвгд и т. д. М., ОГИ, 2007, 96 стр.

Женское, слишком женское. Слишком разорванное, слишком цветаевское, слишком бытовое, чтобы быть хорошей поэзией. Первый сборник автора назывался “Эрос, танатос, логос...”. Ни много ни мало. Такой заголовок, как всякое широкое обобщение, не может не быть правдой. Эти “оси” задают координаты и в поэтическом пространстве второй книги Делаланд. Но только понимать их нужно не абстрактно, а буквально — как “любовь”, “смерть” и “слова”. Чересчур разговорные, чтобы

быть поэзией (“Я пришла домой, отымела мужа…”), но чересчур “пафосные, чтобы стать экспериментом с “прямым словом”.

ЗВУЧАЩАЯ ЛИТЕРАТУРА. CD-ОБОЗРЕНИЕ ПАВЛА КРЮЧКОВА

КОРНЕЙ ЧУКОВСКИЙ. Звучащее собрание сочинений

В юбилейный для Чуковского год, представляя компакт-диск, общее звучание которого превышает десять часов, я решаюсь на некоторый минимализм и надеюсь быть понятым нашим постоянным читателем. Ведь к сегодняшнему дню — за последние полтора десятка лет — творческое наследие Чуковского приобрело наконец, как мне кажется, достаточно полный и внятный объем.

Судите сами: от легендарного двухтомника (1990)1 — к завершающемуся ныне выпуску пятнадцатитомного собрания сочинений (издательство “Терра”). Первый том — это все-все-все его сказки, а одна только литературная критика первой четверти прошлого века (вероятно, седьмая часть “многостаночной” чуковской работы) составила здесь уже целых три тома. Тут: психология и педагогика, Англия и Америка, Некрасов и Чехов, мемуары, проза, историко-литературные очерки о книгах и писателях второй половины XIX века — список немалый.

После трех изданий двухтомного чуковского дневника нам доступен с начала года и его полный свод именно в этом собрании (11, 12, 13 томах).

Богатое поле “чуковедения” и “чуководства”, к счастью, оснащено теперь почти пятисотстраничным биобиблиографическим указателем, который делался покойной ныне Дагмарой Андреевной Берман более четверти века (издательство “Русское библиографическое общество”, 1999).

В 1999 году для филологов и историков литературы была издана полная “Чукоккала” (издательство “Премьера”, упор на тексты, но не на изображения). А в текущем году многолетними усилиями наследницы Корнея Ивановича — Е. Ц. Чуковской знаменитый альбом вышел наконец и в том виде, в каком задумал его сам хозяин. Цветной, изумительно смакетированный, повторяющий своим внешним видом формат оригинала (издательство “Русский путь”, художник Сергей Стулов), “без никаких” цензурных изъятий.

Пять лет тому назад в санкт-петербургской “Новой библиотеке поэта” (главный редактор проекта Александр Кушнер) вышел наконец составленный Мироном Петровским большой научный стихотворный том Чуковского.

В течение этих лет несколькими изданиями вышла книга Лидии Чуковской “Памяти детства”, выпущена — издательством “Новое литературное обозрение” — полная переписка К. Ч. с Ильей Репиным и дочерью. Ранее — в других издательствах — переписка с Юлианом Оксманом и старшим сыном. В совместном русско-израильском издательстве в 2005 году вышло исследование Евгении Ивановой “Чуковский и Жаботинский. История отношений в текстах и комментариях”. Наконец, совсем недавно вышел почти тысячестраничный том “Корней Чуковский” в серии “ЖЗЛ” (автор — Ирина Лукьянова).

Выпущены любопытные телевизионные фильмы (например, “Запрещенные сказки”, 2006), издана большая анимационная коллекция на двух DVD.

Как говорится, грех жаловаться.

А в эти дни, когда отмечается 125-летие Корнея Чуковского, Государственный Литературный музей открывает грандиозную выставку о нем, которая — я это знаю наверняка — будет “оснащена” видео- и аудиорядом. И, думаю, многие записи из представляемого ниже диска будут звучать в стенах особняка в Трубниковском переулке, как почти ежедневно звучат они в одном из отделов ГЛМ — переделкинском Доме-музее Корнея Ивановича, где ваш обозреватель трудится, кстати сказать, многие годы.

Напоминая самому себе, что сегодняшний mp3-диск — это современное отражение уникального шестиальбомного винилового проекта (12 пластинок, по две в альбоме); помня, что по мере их выхода в 70 — 80-е годы каждый сопровождался представительской статьей либо составившего их Л. Шилова, либо кого-то из известных писателей (З. Паперный, Л. Либединская, В. Смирнова); учитывая, что в поздние годы составитель написал об этом проекте что-то вроде мемуара2, я рискну привести полную содержательную аннотацию этой “пластинки”, состоящую из 48-ми позиций. И, не вдаваясь особенно в “просветительное чуковедение”, которое еще недавно было для меня так актуально из-за застарелости мифов о Чуковском и тотального невыпуска его “взрослых” книг, поделюсь лишь несколькими соображениями и маленьким архивным подарком с теми, кому дорога память о юбиляре.