Новый Мир ( № 8 2011)
Шрифт:
Федор Гиренок. Движение покоя. — “Завтра”, 2011, № 18, 4 мая <http://zavtra.ru>.
“Китай никогда не займет место Америки, ибо он метафизически связан не с идеей истории, а с принципом Дао, который в отличие от Логоса адекватен жизни в мире после истории. Китай не субъект по отношению к миру. Традиционно он был объектом истории. Пат — его стихия. Сама по себе история не имеет для него значения”.
“Мир маленький, а людей в нем много. Всем не поместиться. В рамках истории возникла идея золотого миллиарда, в который входило население стран Запада. В мире после
Анна Голубкова. Николай Кононов. 80. Книга стихов 1980 - 1991 годов. — “ OpenSpace ”, 2011, 19 мая <http://www.openspace.ru>.
“Провокативность книги и заключается как раз в публикации подробного комментария [Михаила Золотоносова] к „стихам из архива”, то есть фактически в работе с текстами современного поэта как с уже канонизированной классикой. С этой точки зрения книга „80” оказывается чем-то вроде дополнения к давно опубликованному и прекрасно откомментированному собранию сочинений Николая Кононова. Такого собрания сочинений, к сожалению, в природе пока что не существует — что, конечно же, делает эту книгу проектом в первую очередь постмодернистским. В этом качестве книга просто великолепна”.
Венедикт Ерофеев. Меня, чтоб выговорить, язык сломаешь. Вступительное слово Ирины Кравченко. — “Новая газета”, 2011, № 58, 1 июня.
“Вот неопубликованные записные книжки Венедикта Ерофеева, те из них, которые он вел на переломе от 70-х к 80-м годам...” (Газета выражает благодарность Венедикту Ерофееву-младшему и его жене Галине за предоставленные материалы.)
“Я же тебе не мешал, когда ты грезила, вот и ты не мешай мне грезить”.
“Тебе хорошо, зараза, ты согрет всенародной любовью, а вот я — зябну”.
“И набожность должна быть одаренной — а у него она и не глубока, а упряма”.
Замолчавший на вершине. Владислав Ходасевич. Беседу вел Дмитрий Волчек. — “ SvobodaNews.ru ”, 2011, 1 июня <http://www.svobodanews.ru>.
Говорит Валерий Шубинский: “Архив [Ходасевича в ЦГАЛИ] огромный и, помимо рукописей стихотворений, которые уже напечатаны, там находятся множество писем, которые в значительной части до сих пор не опубликованы. Писем, житейских документов, дающих представление о том, насколько был бы интересен этот корпус, если бы кто-то взялся за подготовку его к печати”.
“Если говорить о факторах субъективных, то надо понимать, что канон советской интеллигенции в начале 60-х — конце 50-х годов складывался не стихийно. Существовало несколько человек, их было очень мало, которые пользовались авторитетом в среде молодой советской интеллигенции того времени и которые объясняли, что к чему в мире Серебряного века. Одним из них был Илья Григорьевич Эренбург. В его знаменитых мемуарах „Люди, годы, жизнь” большая глава посвящена Цветаевой, большая глава посвящена Мандельштаму, а Ходасевич упоминается один раз, причем даже без имени,
“Объективный фактор заключается в том, что широкий читатель любит отождествлять себя с лирическим героем, и ему, конечно, хочется видеть себя сильным, красивым, ярким, а не желто-серым, полуседым. И особенно, если говорить о такой эпохе, как 60-е годы, эпохе культурного возрождения, общественного подъема. Поэтому закономерно, что Ходасевича услышали в глухие годы, в 80-е”.
Наталья Иванова. Литературный русский крест. — “Огонек”, 2011, № 21, 30 мая <http://www.kommersant.ru/ogoniok>.
“Новую русскую литературу следует искать, перебирая в уме рекомендации критиков и литературных журналистов с большой осторожностью. Рекомендации (и рекомендованные) лопаются наподобие мыльных пузырей. Ну кто по вольной воле сегодня возьмется перечесть большинство романов, получивших этого самого „Буккера”? Или скажут — читайте (вообще) Маканина, а он выдаст тошнотворный „Испуг”; скажут — читайте Битова, а он представит перетасованный б/у роман; скажут — читайте Иличевского, а ведь не продерется читатель через первые даже 50 страниц и помянет критика недобрым словом”.
Борис Кагарлицкий. Мертвая хватка прошлого. — “Русский Журнал”, 2011, 26 мая <http://russ.ru>.
“Российская политическая борьба — это борьба отсталых консерваторов с мракобесными реакционерами. Но мракобесные реакционеры, как правило, побеждают, потому что у них больше драйва, они более энергичны и у них есть некое видение будущего, которое состоит в том, чтобы вернуться в прошлое. <...> Возвращение к капитализму является, безусловно, реакцией. Поэтому российская элита, российская интеллигенция и российский политический класс в массе своей являются реакционерами. На уровне истеблишмента других нет”.
“Прогрессивная повестка не допущена к серьезному обсуждению. Парадокс в том, что и прогрессивная повестка сегодня выглядит как нацеленная на возвращение к некоторым принципам середины XX века. Идет борьба, условно говоря, между XIX столетием и XX. Те, кто говорит: вернемся в XX век, выглядят самыми прогрессивными”.
“Сейчас в России ситуация сложилась таким образом, что мы можем выбирать между разными уровнями ориентации в прошлое. Все остальное на уровне массового сознания будет отторгаться просто потому, что сейчас массовое сознание не воспримет никакого проекта будущего. Оно в лучшем случае будет принимать определенный проект, ориентированный на восстановление какого-то хорошего былого. Любой другой проект будет восприниматься как утопический и нереалистический. Это свойство массового сознания, деморализованного поражением социальных революций и вообще демократических проектов. Попросту говоря, это человек, который точно знает, что любая попытка сделать что-то хорошее заканчивается только плохим, и вся предшествующая жизнь ему это однозначно и убедительно доказала”.