Новый Мир ( № 8 2011)
Шрифт:
Старик обернулся:
— Пошли, я провожу тебя.
Он надел ремень с дощечками себе на шею, тяжело поднялся, встал на четыре лапы и пошел вперед, вдоль сосен. Седая шкура перекатывалась на огромном старом теле.
Они шли втроем по сосновому сумраку и молчали, только снег лунного цвета что-то шептал под их шагами.
Ряды сосен сужались, и скоро не стало места, чтобы троим идти рядом. Старик остановился, отдал Мэбэту одиннадцать лет его жизни.
—
— Мне так не говорили, но я слышал…
— Этой тропой вы и пойдете — ты и твой пес. Войпель станет твоим единственным помощником, ведь собаки на Тропе говорят так же, как люди. К тому же только он может видеть границу, где заканчивается один чум и начинается другой. Постарайся не сбиться с пути, иначе пропадешь. Тогда не отыщут тебя ни в том мире, ни в этом.
— Я не собьюсь.
— Не говори так. То, что предстоит, будет слишком трудным для тебя. И если говорить правду, я не уверен, что все это, — Старик тронул когтем связку в руках Мэбэта, — все это ты донесешь в целости. Бывают войны, в которых ни сила, ни ум, ни смелость не приведут к победе. Тогда ты можешь откупиться — вот этим. Пусть не одиннадцать, а девять или семь… Пусть даже один год — для тебя это будет лучше, чем совсем ничего. Взвешивай свои силы, будь лучше хитрым, чем гордым. — Старик повернулся, чтобы уйти. — Хотя там, — он показал лапой в темноту, которой замыкалось ущелье, — там у тебя захотят отобрать все. Все, что мы дали тебе. Помни об этом.
Только исчез Старик, упругий луч серебряного света ударил в лицо Мэбэта. Там, откуда бил свет, заканчивалось сосновое ущелье и начиналась Тропа Громов с невидимыми чумами по пути.
Пройдя чумы, в которых обитали духи болезней, несчастья и обиды, любимец божий потерял один год подаренной жизни.
Три волчьих чума
Из белой пелены возникла стая серых призраков и бежала вдали мерным неторопливым бегом, не приближаясь к человеку и псу.
— Кто они? — спросил Мэбэт.
— Не знаю, — ответил Войпель. — Вижу только — волки. Или похожи на волков.
Останавливался Мэбэт — останавливалась стая. Шли — и стая шла. От непрерывной ходьбы тяжестью налились ноги любимца божьего. Он давно потерял счет времени своего пути, потому что не было на Тропе дня и ночи, восхода и заката, солнца, луны, звезд и небесных мерцаний…
То была не одна стая, а три — духов Тоски, Отчаянья и Страха.
Каждая из них обитала в своем чуме, но все их невидимые жилища слились как бы в одно пространство, разделенное едва заметными границами,
Духи трех волчьих чумов сломили Мэбэта. Когда невыносим стал бег, ноги одеревенели и уже едва держали тело любимца божьего, стая остановилась и взвыла. Этот вой вытягивал душу из Мэбэта, будто через полый стебель, высасывал из него кровь.
Язык сделался сухой колотушкой, корча пошла по телу, и рука сама вырвала из-за ворота связку подаренных годов и швырнула на снег.
Как только рассталась рука со связкой — прекратился вой.
Боль не ушла из Мэбэта, но в нем появилась сила, чтобы встать и идти. Он встал и пошел, как полумертвый, сам не зная куда. Войпель подхватил связку, чтобы вернуть хозяину, но только коснулись подаренные годы руки Мэбэта — снова поднялся вой и снова упал любимец божий.
— Послушай, пес, — сказал Мэбэт, — если ты не отдашь им связку, я прокляну тебя. Нет для собаки ничего хуже, чем проклятие человека. Но даже если ты будешь биться и вернешь мне эти деревяшки, я не приму их у тебя. Я умру, ты умрешь, все умрут — мне все равно. Это ненужный бой. Он ничего не стоит. Поверь мне…
Войпель видел, что хозяин его говорит правду, и не стал спорить: глупо спасать от смерти того, кому жизнь — мучение. Он отошел немного вперед, положил связку на снег, вернулся к Мэбэту и сел подле него — ждал, когда посланцы стаи подберут свою добычу.
Три духа на длинных упругих лапах подбежали к связке, подняли ее и вернулись к стае. Они даже не взглянули на Мэбэта, будто подобрали его подаренные годы как свою законную вещь, оброненную по дороге.
— Спать буду, — сказал Мэбэт, — только спать. И ты спи.
Войпель лег в ногах хозяина.
Спал Мэбэт долго и, может, не проснулся бы совсем — но почувствовал, как чья-то рука несильно и настойчиво трясет его плечо. С трудом открыл глаза любимец божий, и первое, что увидел, — раскрытую ладонь, державшую ремешок со связкой подаренных лет. Увидев руку, вздрогнул Мэбэт. Он не понимал, чья это рука; выходила она как бы из пустоты, в которой едва угадывались размытые очертания человека в малице.
— Возьми, — сказал голос. — Ты потерял — я подобрал. Не теряй больше…
Снова вздрогнуло сердце Мэбэта. Он протянул руку, чтобы взять связку, но пальцы не слушались, и подаренные годы поползли с ладони, попадали в снег, с тонким стуком ударяясь друг о друга. Так и лежала связка на снегу.
Вдруг понял Мэбэт, что, касаясь заветных дощечек, он не чувствует боли и воя не слышит.
— Кто ты?
— Дух…