Новый мир. № 11, 2003
Шрифт:
В первую очередь террору подверглись железнодорожники, не желавшие принимать участия в забастовках. В советский период историки с восторгом описывали почти поголовное участие рабочих в забастовках. На самом деле основная часть железнодорожников отказывалась поддерживать всероссийскую забастовку. За это они сами становились объектом покушений. 3 июля 1906 года в Тифлисе была отравлена часть рабочих, не желавших бастовать. На многих станциях за отказ поддержать забастовку были убиты машинисты локомотивов либо руководители среднего звена, в основном начальники станций. Взрывались локомотивы и вагоны. Взрывались воинские поезда и расстреливались проезжавшие в поездах военнослужащие. На железных дорогах, расположенных на территории Царства Польского и Кавказа, часто взрывались большие и малые железнодорожные мосты, разрушалась телеграфная связь, взрывалось полотно железной дороги.
Деятельность известного
86
См.: «Московское вооруженное восстание. По данным обвинительных актов и судебных протоколов». Вып. 1. М., 1906, стр. 89.
Значительное распространение на железнодорожном транспорте получили акты валютного террора и разбойных нападений с целью получения денег. Так, 13 июля 1906 года отряд боевиков в количестве 40 человек остановил пассажирский поезд тормозом на перегоне. Убив сопровождавшего поезд жандармского унтер-офицера, бандиты похитили дневные станционные выручки в сумме около 15 тысяч рублей.
15 июля 1906 года около станции Гнашин несколько революционеров напали на пассажирский поезд, в вагоне которого перевозились деньги. Были убиты казначей таможни Демьяненко, старший досмотрщик таможни Киселев, начальник варшавского таможенного округа генерал Вестенрик, начальник ченстоховской бригады пограничной стражи генерал Цукато и четыре рядовых. Обратим внимание на количество погибших и на то, что все они по роду службы хорошо владели огнестрельным оружием. Тем не менее были убиты, а перевозимые деньги в сумме 16 тысяч похищены.
В 1917 году в России произошла Октябрьская революция. Власть захватили члены международной революционно-террористической организации — партии большевиков. Свои экстремистские идеи они начали проводить уже в форме внутригосударственного террора, что слишком хорошо известно…
На этих страницах мы попытались приоткрыть механизм развития террора. Знание его даст обществу возможность своевременно реагировать на первоначальные признаки террористической деятельности.
Вначале появляется идея. Потом — апостолы идеи внедряют ее в сознание определенных слоев населения. Из числа сторонников новой веры вербуются и обучаются исполнители. У них формируется мотив криминальной деятельности. Определяется цель. Выбирается объект. Разрабатываются средства обеспечения безопасности террористических акций. Происходит покушение на объект. А затем широким слоям населения дается обоснование покушения и проводится посттеррористическая дискредитация жертвы.
Ушедшая Россия предупреждает:
В основе террора всегда лежит экстремистская идея! Это она разрушает веру людей в свое прошлое и настоящее, формулирует призрачную цель, подсказывает мотивы, освобождает потенциальных исполнителей от чувства вины.
Писатели и публицисты XIX века слишком легко играли словами. Слишком часто и беспечно указывали народу, кого и за что надо резать. А потом все удивлялись, почему в одночасье рухнула великая держава и миллионы ее населения вырезали друг друга за несколько лет гражданской войны. И почти не задумывались над тем, как ее разрушили слова, сеявшие ненависть.
А потому, современники — журналисты, литераторы, историки, — не играйте словами!
Воронеж.
Мандельштам и Пушкин
Откуда извлекает поэт «и музыку и слово» — из какого небытия или сора, из знания или подсознания, из книг или снов? Едва ли не в каждом стихотворении Мандельштама есть отзвук чужого слова, но присутствие Пушкина в его творчестве столь органично, постоянно и повсеместно, что дает повод ставить традиционный вопрос о «пушкинской традиции» [87] .
87
Напр.: Мусатов В. В. «Вечные сны, как образчики крови…» Лирика Осипа Мандельштама и пушкинская традиция. — В его кн.: «Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX
Однако…
«У Мандельштама нет учителя. Вот о чем стоило бы подумать. Я не знаю в мировой поэзии подобного факта. Мы знаем истоки Пушкина и Блока, но кто укажет, откуда донеслась до нас эта новая божественная гармония, которую называют стихами Осипа Мандельштама!» [88]
Ахматова знает, что говорит. Ей ли не знать — и по близости к Мандельштаму, и по свободной ориентации в мировой поэзии, и по собственной причастности к тайнам творчества, наконец. Она знает — и она права: у Мандельштама не было учителя, и Пушкин ему учителем не был. Нельзя вообразить ничего более далекого, чем поэтические миры Мандельштама и Пушкина. А уж о воздействии пушкинского стихового канона на Мандельштама и вообще рассуждать не приходится, в особенности на усложненную поэзию позднего Мандельштама, в которой присутствие Пушкина сгущается и нарастает к концу.
88
Ахматова Анна. Сочинения. В 2-х томах, т. 2. М., 1990, стр. 219.
О самой же Ахматовой в отношении к Пушкину, а заодно и вообще о проблеме высказалась категорично Н. Я. Мандельштам: «Сейчас какие-то мудрецы додумались до блестящего открытия, будто Ахматова идет прямым путем от Пушкина. <…> Если бы мы умели анализировать стихи, выяснилось бы, что между Ахматовой и Пушкиным нет ничего общего, кроме бескорыстной любви младшего поэта к старшему. Постановка темы, подход к ней, система метафор, образность, ритм, словарь, отношение к слову у Ахматовой и у Пушкина совершенно разные. Да и вообще-то: разве можно сказать хоть про одного поэта, что он — „пушкинской школы“ или „продолжает пушкинскую традицию“. В каком-то смысле все русские поэты вышли из Пушкина, ухватившись за одну ниточку в его поэзии, за одну строчку, за одну интонацию, за что-то одно во всем пушкинском богатстве. Гораздо легче произвести поэта от Пушкина или от царя Соломона, чем найти реальную скромную ниточку, связывающую его с Пушкиным и с другими поэтами, — ниточек всегда много, иначе поэт улетит за облака и никто его не услышит» [89] .
89
Мандельштам Н. Я. Вторая книга. М., 1999, стр. 429–430.
Надежда Мандельштам как будто переводит в план творчества то, что сказал Мандельштам в ранних стихах: «И я слежу — со всем живым / Меня связующие нити» («Мне стало страшно жизнь отжить…», 1910). Эти «связующие нити», переплетаясь во множестве, входят в живую ткань стихов Мандельштама — вот о них и пойдет у нас речь, не о наследовании школы, традиции, поэтической системы, канона, а о новой жизни пушкинского слова, конкретного образа в поэтической ткани художника нового времени.
Мандельштам, говоря о литературном генезисе поэта, употребил и выделил слово «родство» («А. Блок», 1921–1922), а родство — это живая кровная связь поверх традиций и школ, и время здесь ничего не значит. У Пушкина, скажем, было такое личное родство с Горацием, особенно в последние годы — понятно, что тут дело не в наследовании традиции, а в интимных отношениях одного поэта с другим. Так было и у Мандельштама с Пушкиным. Если принять простое суждение Иосифа Бродского, что главное в поэзии — уникальность души, то можно говорить об «избирательном сродстве» между такими уникальными душами, будь они сколь угодно далеко разведены в реальном времени и пространстве. Поэзия в каком-то смысле существует вне времени и в едином виртуальном пространстве, где нет права собственности, понятий о своем и чужом, а соответственно не действуют и представления о заимствовании. Из общего арсенала поэтических образов поэт свободно и чаще всего бессознательно берет все, что ему нужно.
Такой взгляд на дело ставит под сомнение главную заботу мандельштамоведения — регистрацию и системное осмысление бесчисленных подтекстов, реминисценций и прямых цитат, плотно спрессованных в стихах Мандельштама. Здесь уж слишком велика вероятность ложных выводов. Известен же такой удивительный случай, когда два поэта, Ахматова и Мандельштам, в одно и то же время на расстоянии друг от друга нашли неправдоподобно близкие образы в стихах на гибель Гумилева:
Страх, во тьме перебирая вещи, Лунный луч наводит на топор. За стеною слышен стук зловещий — Что там, крысы, призрак или вор?