Новый Мир. № 4, 2000
Шрифт:
Это досадую я, Лена лежит с открытым ртом.
Болен слушает сочувственно.
— Нет, коронка обязательно нужна, а то опять развалится. Вы приезжайте, мы что-нибудь придумаем.
Через двадцать дней мы снова у Болена. Лена уходит ставить коронку, а я обращаюсь к сестре в окошечко:
— Сколько с нас?
— Сто долларов. Можете заплатить потом, чеком, как угодно.
— Это, значит, за что? За материал? Или какая-то скидка?
— Да нет, доктор сказал, что с вас просто сто долларов.
«Что же, я такая сволочь, что не могу бедному
— Этот зуб еще вас переживет! — говорит Болен на прощание. Судя по произношению, он англичанин и шутит с английским юмором.
Я сначала хочу отблагодарить Болена через местную газету. Но потом раздумываю. Неизвестно, как это еще для него откликнется. А, скажут, так он добренький…
Дочка кричит: «Только не акции!» Ей хочется смотреть мультфильмы.
Но я с утра усаживаюсь перед телевизором и обреченно включаю «зловещую строку». Так я прозвал синюю ленту, по-английски tiсker tape, которая в 9.30 начинает ползти внизу экрана по бизнес-каналу СNBС.
Всего у меня по телевизору 38 каналов, включая канал погоды, два канала спорта, два канала фильмов, канал CNN — чисто новости, два канала парламентских заседаний, научный канал «Discovery», детский канал мультфильмов, подростковый канал, канал продаж по телефону. По примеру большинства американцев и я успел подхватить вирус zapping — беспрерывного скакания с программы на программу с помощью палочки дистанционного управления. А от рекламы научился защищаться кнопкой «Mute» (без звука).
Итак, с замиранием сердца жду, когда появится какой-нибудь из моих символов. Проплывает странное для непосвященных сочетание букв и цифр: KСS 27 1/4 100s. Дух захватывает от радости. Минуту назад кто-то на нью-йоркской бирже купил сто сотен акций нефтяной компании KСS по цене 27 долларов 25 центов.
Сто сотен — много, и на доллар выше вчерашнего. Может быть, отчет квартальный хороший вышел? Или новость про нее хорошая? Или кто-то из телевизионных комментаторов компанию похвалил? Тут ведь все на слухах, субъективно. Да гляди: уже 28! 28 1/2! Расхватывают! Месяц была в упадке, всего извела, а тут пошла!
Я еду в продуктовый и заглядываю в сегодняшнюю «Уолл-стрит джорнел». Так я делаю почти всегда — заглядываю, а не покупаю. Даже знаю, какую страничку сразу открывать и в какое место глядеть. Как будто так рассеянно между покупками заглянул человек наугад и отложил: «Ой, тут какой-то темный лес!»
А для меня совсем не темный лес. Глаз быстро схватывает нужные цифры. Точно, отчет хороший сегодня напечатан. По сравнению с прежним кварталом прибыль увеличилась в два раза.
Теперь я не отрываю глаз от экрана. Дойдя к обеду до 30 1/2, акция откатывает к 29. Начинаю паниковать.
«Лучше синица в руках, чем журавль в облаках. И так на мои двести акций выигрыш тысяча долларов. Почти отыграны прежние потери». — «Ой,
После обеда нервы не выдерживают. Я снимаю трубку и звоню своему брокеру тут же в Гринфилде: «Продать за 30 или лучше».
Сейчас посланный им факс понесется в Нью-Йорк, прямо на биржу, на Уолл-стрит. Его возьмет представитель брокера, произведет непонятные движения пальцами — и акции уплывут к кому-то, кто будет держать их еще полгода, в ожидании следующего роста. А на моем счете у брокера появится чуть меньше шести тысяч, потому что он еще берет комиссию.
Самих ценных бумаг с вензелями я и в глаза не вижу, все делается по телефону, по электронике.
Мне кажется, что я даже замечаю, как на ленте проходит моя собственная сделка. Звонок от брокера: «Продано за 30». Завтра в конверте придет формальное подтверждение.
Я снова еду в продуктовый. Беру испанское шампанское в черной бутылке за 6.99, консервированных устриц, крабовое мясо, свинину «баттерфляй» (тонко-тонко отбитый кусок в форме бабочки), арахис в шоколаде, ананас. Жалко, у меня ванна мелкая, до щиколотки, только постирать. А то бы сидел в ванной и ел ананасы в шампанском.
В 17.00, как раз по закрытии биржи, ежедневно подлинные «Новости» из России (их пускают по парламентскому каналу). Знакомый диктор с тощей шеей и оттопыренным ухом, русская речь, правда заглушенная переводом. Какие-то люди в темном, в шапках… Чего-то хотят… Толпа, чего-то протестуют… Как это у них называется? «Чара»? «Гермес-Финанс»?
А через неделю я избегаю смотреть на голубую ленту. Режет как ножом по сердцу: KСS 41 3/4 10s. На неполученную выгоду можно было купить триста бутылок испанского шампанского или подержанный автомобиль. Говорил же себе — подожди, не спеши!
На фронтонах всех бирж мира надо написать: «Но кто же знал?»
— Спиртное везете?
— Нет.
— Проезжайте.
В багажнике стоит-таки коробка «Будвайзер» о двенадцати банках. Да зачем из-за такой ерунды привлекать внимание таможни. Везу гостинец другу Бобу. Боб постарался, организовал мне в Торонто лекцию. Пиво в Канаде дороже раза в три, чем в США. За счет дорогого спиртного оплачиваются социальные нужды.
Как пересечешь границу, скорость на дорогах снова начинает мериться не на мили, а на километры. Это поначалу раздражает. «Черт, понаписали тут… 100 километров в час — это сколько же будет по-нашему?»
К Америке у канадцев отношение особое: смесь зависти и самоуспокоения. «Да, выбился сосед в люди… В сущности, случайно, что не мы, а он. Да так оно и лучше. У них расизм, стреляют, а у нас вон как все спокойненько».
Сказывается еще и вечная обида французов на англичан, что не они вышли в мировые лидеры. Франкоязычный Квебек находится в состоянии перманентного отделения от всех других, как жена, которая каждый раз при ухудшении настроения заявляет мужу: «Все, ухожу! Ты мне жизнь заел!»