Новый мир. № 4, 2004

Журнал Новый Мир

Спускаюсь по лестнице. Висящая на спине сумка с моими книгами, бельишком при каждом шаге бьется о зад; чувствую на кого-то обиду, что вынужден топать с четвертого этажа…

Наклоняюсь к приопущенному стеклу дверцы:

— Вы — такси?

— Да вроде. — И водитель выбирается из машины. — Багажа много?

— Нормально…

Он открывает багажник. Я кладу в него большую сумку, затем Сергей втискивает свой чемодан. Садимся. Оба почему-то на заднее сиденье. Водитель отжимает сцепление.

— Куда едем? — спрашивает у перекрестка.

Хм, как будто ему там диспетчер не сообщил…

— В Ше…ше… — заикается нервно Сергей.

Я режу жестко, уверенно:

— В Шереметьево-два.

И водила как-то ободренно давит на газ, лихо выворачивает на широкую, ярко освещенную Люсиновскую.

— Курить можно? — интересуюсь, уже заранее

достав сигареты.

— Курите. Там пепельница…

— Я вижу. Спасибо.

Щелкаю зажигалкой, с удовольствием затягиваюсь. Искоса, небрежно поглядываю на пролетающие мимо здания, на белые, синие, красные огоньки. Левая сторона лба чуть-чуть касается холодного, влажноватого стекла. Воротник пальто поднят, истертый драп колет, царапает шею и скулы, но опускать воротник не хочется. Уверенней себя чувствую, когда он так… Безлюдная, но все равно праздничная, бодрствующая Москва, и в голове гремит музыка из сериала про крутых ребят, моих сверстников, «Бригада». Этакая смесь марша и менуэта. Очень сильная музыка. Вот под нее стоит мчаться по улицам мегаполиса, не обращая внимания на светофоры, курить, думать о будущем.

Да, кажется, все идет правильно. Постепенно, но все же вперед и вверх. Как ступени пологой лестницы. Нужно просто не теряться, иногда прилагать усилия, чтобы шагнуть. Энергии — вот чего не хватает, а под лежачий камень вода не течет, как говорила одна моя знакомая парикмахерша из минусинского драмтеатра. Ее потом посадили за соучастие в ограблении коммерсанта. Каждый пытается по-своему зажить как человек. У меня есть писательство. При советском строе, наверное, благополучия на этом пути достичь было легче. Гонорары, говорят, были тогда неслабые, да и другие плюсы. Хотя вряд ли бы тогда напечатали хоть парочку моих рассказов. Занесли бы в какой-нибудь черный список, принудили к эмиграции… Но, с другой стороны, может, и писал бы я о совсем другом. Написал бы, может, что-нибудь в духе «Коллег» Аксенова.

Будто нарочно — чтоб попрощались — водила везет по заповедным, дорогим мне местам. Вот справа краснеют кремлевские звезды, а слева темнеет глыба Дома на набережной. Мост, Тверская, затяжной подъемчик и — памятник Пушкину, а напротив него, за «Макдоналдсом», в глубине черной сейчас Большой Бронной улицы, — и ненавистное, и почти родное мне место — Литинститут. И я одновременно благодарю его за то, что мчусь сейчас в быстрой машине в международный аэропорт, и глумливо желаю: счастливо, мол, оставаться… Площадь Маяковского. Вот в этом здании пять дней в неделю сидит мой однокурсник Кирилл и тайком пишет, шлифует свои романы; а вот уже зеленоватый Белорусский вокзал, неподалеку от которого живет коренной москвич Вася, в двадцать шесть лет не знающий, что ему делать, чем заняться, на ком жениться…

Вырулили на Ленинградский проспект. Водила подбавляет газку. Из-за домов выныривает неожиданно большая Останкинская телебашня. Как всегда ярко освещенная — один из символов города. А под ней можно отыскать семиэтажный дом буквой «П» — общага. Коридоры-туннели, пеналы-комнатки, где посапывают, похрапывают и наверняка где-то устало пьют будущие прозаики, поэты, бесквартирные сотрудники Лита, какие-то циркачи, студенты финансовой академии, постигающие секреты, как стать богатыми… Там есть и моя норка, письменный стол, набитые рукописями тумбочки. И в них уже, может быть, копается любопытный комендант или соседушка… Нет, как вернусь — надо сразу снимать квартиру. Найти девушку, симпатичную, простую, спокойную. Как вторая жена Достоевского, как вторая жена Леонида Андреева, Солженицына. Со вторыми женами писателям почему-то больше везет… И гардероб надо пополнить. Хожу, действительно, как чмо…

Лариса Миллер

Горизонта текучая линия

Миллер Лариса Емельяновна родилась и живет в Москве. Поэт, прозаик, критик и эссеист. Постоянный автор нашего журнала.

* * *

Все «зачем» да «почему»… Недоступная уму Жизнь идет себе, идет И ответа не дает, Не дает себе труда Объяснить, зачем, куда Ей приспичило идти, Нас теряя по пути.

* * *

Небо

синее, синее, синее, Горизонта текучая линия Никогда и нигде не кончается, В речке облако тихо качается. Жить легко. От лукавого сложности, И неслыханны наши возможности, Наверху небеса безграничные, Под ногами поля земляничные.

* * *

Боже, как освободиться? Надо было не родиться — Тучкой в небе проползти, Светлым дождиком пролиться, Незабудкой расцвести. Чтобы сердце так не ныло, Не болело, надо было Виться розовым вьюнком, Что с фасада или с тыла Украшает чей-то дом.

* * *

Жизнь проста, как буки-веди. С этим садом мы соседи: Вот жасмин, а вот пион, Вот собака. Имя — Федя. Очень громко лает он. Жизнь проста, как веди-буки, И сама плывет мне в руки То лучами, то дождем, Неизбежностью разлуки С тем, кого любить рожден.

* * *

И нет завершенья. Еще не конец. И тайное что-то задумал Творец, Еще продолжается мысли паренье, Еще Он намерен продолжить творенье: Нездешнее что-то в волненье слепить И горькой любовью потом полюбить.

* * *

Ничего не понимаю. Пенью птичьему внимаю И гляжу на синеву. Жизнь прошла, а я не знаю До сих пор, зачем живу. До сих пор одни вопросы… На траве сверкают росы… Все при деле. Все в трудах: Тополя бегут с откоса, И жасмин цветет в садах. Все путем, и все в порядке. Наступает самый краткий, Самый сладкий летний миг. Под ногами — только шаткий, Только зыбкий солнца блик — Вот и вся моя основа. Не предвидится иного. Остальное — только миф… Боже мой, скажи хоть слово, Хоть словечко — чем ты жив?

* * *

Берег, дерево, свет и вода… Ты откуда? Зачем? И куда? Небо, облако, дерево, берег… Век живи — не откроешь Америк, Будешь жить, как жилось до тебя: Уповая, тоскуя, любя, Прямо со свету в темень ныряя И теряя, теряя, теряя.

* * *

Хорошо, где нас нет, где нас нет и не будет, Где не вьется наш след, и заря нас не будит, Где не наши горят и сгорают закаты, И не нам говорят что-то тайное даты, Где не наши дожди льют в июне, в июле, Где не нам «Подожди» на прощанье шепнули.