Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая
Шрифт:
К тому времени, как это выяснилось, я уже был окружен дюжиной ребят, включая того самого козла Шейна и смеющегося рыжеволосого Стэнли, который был дежурным по общежитию в день моего выселения. Всем им, похоже, не терпелось посмотреть на экзекуцию.
— А что, если я откажусь? — спросил я с вызовом, осматривая собравшихся вокруг ребят. — Побьете?
— Если откажешься — сообщим куратору. И тогда тебе пропишут более серьезное наказание, — спокойно ответил Энди. — Мой тебе совет — делай, что велено. Иначе будет хуже.
— Что ж, — я развел руками. — Сколько ты там сказал? Сто?
— Пусть будет триста, — оценив мою спортивную фигуру, изрек Энди. — Сотню за грубость Шейну.
Усмехнувшись в лицо Энди и остальным, собравшимся вокруг меня, как шакалы, я начал приседать. Первые сто раз пошли неплохо — столько раз я неоднократно приседал на физкультуре. Следующие сто выполнить было несколько тяжелее. По лбу и спине стекали капли пота, дыхание учащалось. Но, стоило мне взглянуть на лица окружающих учеников (вокруг собралось уже десятка три), которые только и ждали, пока на моем лице отразится гримаса боли и я зашатаюсь от напряжения — я закусил губу, выдавил из себя презрительную усмешку и продолжил. Под конец третей сотни мои ноги уже слегка дрожали, но я так и не остановился. Распрямившись, посмотрел на Коула торжествующе.
— Хм. А он здоровый, — хмыкнул кто-то за спиной Энди. — В следующий раз начинай с пятисот. Наказание — это не наказание, если оно безболезненно.
— Так и сделаю, — кивнул староста 22-го отряда. — А ты, Сандерс, отправляйся стирать свою униформу. Ты пропотел, а она должна быть безукоризненно чистой. Завтра проверю качество стирки. Если увижу, что ты не старался — будешь приседать пятьсот раз, а потом снова стирать. Понятно?
Я глянул на него все с той же вызывающей усмешкой. Но от мысли, что мне предстоит приседать пять сотен раз решимости несколько поубавилось. Я и так едва ощущал ноги.
— Понятно, я спрашиваю?
— Понятно, — злобно пробормотал я.
Еще одна экзекуция ожидала меня в тот же день перед сном.
Целых два часа с 19:30 до 21:30 — едва ли не единственное время, когда ученики пользовались относительной свободой, так как могли в это время выполнять заданные преподавателями домашние задания — меня заставляли застилать постель и правильно складывать вещи в тумбочке. Делалось это методом «повторение — мать учения», что означало многократное сбрасывание на пол не идеально застеленной постели и плохо сложенных вещей из тумбочки. Мои соседи по комнате поначалу, кажется, наслаждались этим зрелищем, но затем оно им приелось и они занялись своими делами. Даже дежурному по общежитию, который поначалу проводил «дрессировку», через час это занятие наскучило, и он попросил кого-нибудь его подменить. Добровольцем, естественно, вызвался Шейн. Понаблюдать за представлением время от времени заходили ученики из других комнат, которые, зависимо от степени их наглости и подлости, либо просто усмехались, либо издевательским тоном давали мне какие-то «ценные советы», провоцируя меня на грубость.
К самому концу процесса в комнату зашел Энди.
— Это уже намного лучше, — взглядом оценив мою идеально застеленную постель и заглянув в тумбочку, кивнул староста отряда. — Хорошая работа… Шейн.
— Рад стараться, Энди, — гордо усмехнувшись, ответил «дрессировщик».
Я едва заметно выдохнул, чтобы выпустить накопившийся гнев и не дать этим засранцам еще один повод применить ко мне физическое наказание. Глянув на меня, Энди сказал:
— То, чем ты здесь два часа занимался — это не наказание, а обучение. Еще несколько таких же тренировок, и нам не придется краснеть по утрам из-за того, что абитуриент, приписанный к нашему отряду, не умеют застилать постель и опаздывает к утреннему построению.
— Обучение обязательно должно включать в себя унижение? —
— Тебя никто не унижал. Мы все через это проходили. В традициях интерната — суровое обращение с новичками. Вас, салаг, принято тыкать носом в ваши ошибки, а если вы намереваетесь сделать что-нибудь не так — не останавливать, а позволять обжечься, чтобы лучше запомнили. Считается, что так вы быстрее учитесь.
— А по-моему, кое-кому здесь это просто доставляет удовольствие, — сказал я, уничтожающе посмотрев на Шейна, а затем посмотрел на Энди: — А еще кое-кто чувствует упоение своей крошечной властью и использует ее, чтобы применять наказания по любому поводу.
— Если ты считаешь, что с тобой поступают несправедливо — можешь пожаловаться заведующему по воспитательной работе, он твой куратор, — выдержав мой взгляд, спокойно ответил Энди. — Мой тебе совет, Сандерс: не наживай себе врагов понапрасну. Ты не выглядишь полным тупицей. Так что, надеюсь, быстро усвоишь: здесь надо соблюдать правила, нравятся они тебе или нет…
— 30 минут до отбоя! — прозвучал в коридоре голос дежурного.
— Что ж, пора готовиться к отбою, — кивнул Коул. — Запомни, что я тебе сказал, Сандерс. Если будешь слушать советы старших, может быть, будешь получать меньше чем две дисциплинарки в день.
— Спасибо за заботу, Коул, — ядовито ответил я.
17 апреля 2077 г., суббота. 3-ий день.
После стычки, которая произошла у меня с Коулом на второй день, я бы никогда не подумал, что первым я сойдусь именно с ним. Но случилось как раз так. И связывающим звеном между нами стал спорт.
В отсутствие других занятий, которые бы приносили мне хоть какое-то удовольствие и забвение, я начал проводить за физическими упражнениями едва ли не все свое свободное время. И, как оказалось, я был в этом не одинок. Лишь немногие ученики интерната ограничивались обязательной утренней и вечерней физкультурой. Практически весь 22-ой отряд — по крайней мере дюжина из шестнадцати парней — при первой же возможности отправлялись в здешний спортивный комплекс, на стадион или на открытую спортивную площадку. Среди второкурсников особой популярностью пользовались регби, а также бокс. Это была прекрасная возможность выплеснуть накопившиеся эмоции: подвигаться, покричать, врезать кому-нибудь как следует или шибануть плечом, и при этом все это никем не запрещалось, а даже поощрялось.
В субботу, после восьмичасового испытания тошнотворными подготовительными курсами, я воспользовался свободным временем, чтобы отправиться в атлетический зал, потому что иначе мог бы выместить накопившееся раздражение на ком-то другом, схлопотав очередную дисциплинарку. Коул случайно заметил, как я тренируюсь с грушей.
— Неплохая техника, — понаблюдав за мной со стороны, похвалил он. — Давно боксируешь, Сандерс?
— Два года, — отерев пот со лба, ответил я. — А что?!
— Из нашего отряда пятеро ребят боксируют. Включая меня. Я, чтоб ты знал, в прошлом году стал вице-чемпионом интерната и участвовал в отборочном турнире на юношескую олимпиаду.
— Да что ты говоришь? — усмехнулся я, оглядев атлетическое сложение Коула. — И ты хочешь взять у меня пару уроков, чтобы в этом году тебя не поколотили на отборочном так, как в прошлом?
Похоже, моя самоуверенность ему понравилась.
— Мы тренируемся по вечерам. Если хочешь — присоединяйся этим вечером, — усмехнувшись в ответ на мою браваду, сказал Энди. — Заодно и посмотрим, что ты умеешь, кроме как языком чесать. Если, конечно, не боишься.
— Ты что, шутишь? — я расплылся в улыбке. — Шанс заехать тебе в щи как следует — это просто подарок для меня. Скажи, а Шейн случайно с вами не тренируется?