Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая
Шрифт:
Без мембран противогаза мой нос оказался беззащитен перед тягучими миазмами, царящими в канализационных стоках, и голова едва не закружилась.
Совершенно один, оторванный от глобального интерфейса «Ориона», имеющий лишь восемнадцать патронов в магазине, я казался себе жалким и слабым. Но я все-таки пошел за ними. Так и не смог объяснить себе, почему. Наверное, это было из-за Бена. Я не мог отпустить его убийц. А может, я хотел доказать что-то себе и другим, стать героем. Может, уязвленное самолюбие не могло выдержать проваленного задания.
Из канавы я выбрался сам, легко подтянувшись на руках.
Туземцы уважительно расступились
— Стоять! — закричал я громогласно, но мой крик как-то разом утонул в здешней толчее.
Долго несся через палаточный городок, расталкивая плечами тех, кто не успевал расступиться. На меня все смотрели, показывали пальцами, какие-то собаки даже принялись за мной гнаться, пытаясь ухватить за ногу. Людям странно было видеть здесь офицера полиции Сиднея совсем одного, без шлема, вонючего и взлохмаченного. В отсутствие ореола мощи и страха, который обычно сопровождает наши операции, никто испуганно не шарахался. Люди шептались, недобро косились. Кто-то, кажется, даже смеялся.
Углубляясь все дальше в переполненные народом трущобы, я подспудно соображал, что поступаю очень глупо. Меня окружала толпа из сотен и тысяч людей, которые в большинстве своем ненавидят власти Анклава, чей герб украшает мою грудь. Пока еще толпа не вполне сознает, что происходит, но рано или поздно сознание появится: и тогда толпа возропщет. Даже если я догоню их и одолею — меня могут просто разорвать на части.
В какой-то момент сознание собственного безумства окончательно сформировалось в моей голове. Но я все продолжал бежать, из одного лишь упрямства. Да и вряд ли я смог бы так же просто пробраться назад: толпа расступалась передо мной лишь из удивления. Но теперь, когда она успела осознать, кто я и что я за один, она сомкнется — и чья-то рука может попытаться незаметно воткнуть нож мне под ребро.
В конце концов они сиганули в темную дыру: подземный переход, не освещенный ни единой лампой — старая лестница с обвалившимися ступенями уходила во тьму вниз. Соваться туда было полным безумием, но я остановился лишь на миг, чтобы включить подствольный фонарик на пистолете (благо, что эта модель им оснащена).
В переходе, который ведет на другую платформу вокзала, теперь были построены хибары, освещенные неровным светом свечей. Чумазые и бородатые люди таращились на меня, щурясь от непривычно-яркого света фонаря.
— Стоять! — кричал я, глядя, как проворные силуэты скрываются в каком-то проеме.
Они словно заманивали меня, не отдаляясь слишком далеко, чтобы я их не потерял. Но я слепо шел следом, словно заигравшийся гончий пес, забывший, что он отбился от своры и от охотников, и сам один гонится за волками в их логово.
За дверным проемом — лестница, забирающая вниз под крутым углом. Один из тысяч ходов в подземное царство, где никто и не думает признавать юрисдикцию Анклава. Подаваясь сюда лишь при крайней необходимости, наши спецподразделения пускают расчищать путь десятки «ассенизаторов», и сами приходят лишь большим числом. Самое время остановиться.
Но я преодолевал лестничные пролеты один за другим, отталкивая плечами каких-то курящих мужчин и не отвечая на их ругательства. Где-то пролёте на третьем я уже готов был сдаться, но тут мне показалось, что я вижу Ронина, который сиганул в открытую железную дверь. Я ринулся следом, и окунулся в совсем уж кромешную тьму
— Полиция! Стоять! — закричал я, и мой чужеродный голос разнесся по тесным коридорам, но без «Автоботов», «Бакса» и девяти товарищей в керамических доспехах не произвел того угрожающего впечатления, которое должен был.
Я чувствовал себя будто в кошмарном сне, забираясь все дальше и глубже в подземелья, все в более узкие проходы, и все время в поле моего зрения оставался рукав или нога преследуемых, издевательски маня за собой в ловушку.
Совсем запутавшись в лабиринте подземных катакомб, я кинулся в очередной проход — и дверь за моей спиной захлопнулась. Кто-то с криком прыгнул на меня из тьмы, схватив руку с пистолетом. Это Ронин, с перекошенным от напряжения лицом. Мои моторные навыки сработали как положено: ударил коленом в пах, выведя противника из строя. Пистолет пришлось выпустить, и он упал, беспорядочно светя на стены. В неровном свечении увидел, как тень какого-то громилы заносит надо мной биту. Упредил его: схватил за руки, лбом с силой ударил в лицо, разбивая нос, ногой по голеностопу, затем заломил обескураженного противника на сторону, локтем резко двинул в висок. Не знали, гады, что имеете дело со спецом по рукопашному бою?!
Но щелчок предохранителя возвестил меня, что игра окончена.
— Дуло в сантиметре от твоей головы, — возвестил меня спокойный голос Лейлы совсем рядом. — Одно движение — и ты труп.
— Лейла Аль Кадри, именем закона, ты арестована. Немедленно положи оружие!
Что еще я могу сказать?! Где-то под нашими ногами ворочались двое поверженных мною противников, но через какое-то время они придут в себя. Да и чем они лучше тысяч других озлобленных мужчин в этих подземельях?!
— Зачем ты пошел за нами? — спросила она.
Ее требовательно-жесткий, слегка хриплый голос, очень сексуален. В нем много страсти, но совсем нет сладострастья. Она из тех женщин, которых ты хочешь трахнуть, но не можешь, разве что завладев ими силой. Влюбиться в такую — настоящая мука. К счастью, я не влюблен в нее.
— Чтобы поймать и запереть в клетке. И я сделаю это, — процедил я. — Или ты, шлюха, думаешь, что можешь мочить офицеров полиции и тебе это сойдет с рук?!!
Особенно приятно было назвать её «шлюхой» — потому что она была кем угодно, но только не шлюхой, и этим безумным фанатичкам должно быть особенно обидно такое оскорбление. Если ты знаешь, что все равно сейчас сдохнешь, но слишком зол и упрям, чтобы просить пощады — нет ничего лучше, чем как следует поругаться.
Я бы, наверное, много чего сказал бы, если бы верзила не оправился быстрее, чем я думал. Бита обрушилась на мой беззащитный череп, сотрясая непроходимо тупой мозг, заведший меня в очевидную ловушку. Ноги подкосились, и падая, я подумал, что сам во всем виноват.
Глава 2
§ 11
— Очухивайся уже, мразь!
Кто-то тормошил мою голову, и она отдавалась нешуточной болью. Сотрясение мозга — это, на самом деле, достаточно серьезно. Лишь в кино героев со всей дури колотят по головам, а те лишь морщатся, как от уколов. Хороший удар битой по виску способен, если повезет, вышибить дух из самого здорового и физически крепкого мужчины.