Новый мир. Книга 5. Возмездие
Шрифт:
Когда лифт оказался наверху, люди начали один за другим медленно выползать наружу. Лишь громадным усилием воли я заставил себя сделать еще кое-что, прежде чем уйти. Вначале посмотрел на Фрэнка. Понял, что от него помощи ждать не стоит. Тогда потряс за плечо сидящего рядом Матео и кивнул на мирно лежащего старикашку, который не издавал звуков. Матео не сразу понял, чего я хочу. Потом, кажется, собирался было послать меня нахер. Но так и не собрался. Мы схватились негнущимися трясущимися руками за тощие плечи старика, и выволокли его наружу.
Там мы замерли, не сообразив,
— Вы чего стали, недоумки?! — заорал усиленный аппаратурой бодрый голос интенданта Гриза, который, кажется, за время нашей смены успел отдохнуть и отоспаться.
— Он все, — еле сумел выдавить из себя Матео, кивнув на старика.
Слово «все» достаточно точно описывало остановку шестидесятилетнего сердцапримерно на восьмом часу непосильной работы. Достаточно точно как для человека, у которого больше нет сил ни на одно лишнее слово.
— Ну так киньте его где-то там! И вперед, живо! — велел Гриз, раздраженный тем, что такая мелочь, как очередная смерть каторжника в шахте, заставляет его тратить энергию и повышать голос.
Когда мы прошли первую секцию «выходного» коридора, положили кирки и сняли шлемы, я впервые начал понемногу осознавать, что следующие 12 часов смогу пролежать, как бревно — и эта мысль вначале привела меня в настоящее блаженство. Но поодаль маячила другая мысль, которая внушала тихий ужас — мысль о том, что уже через 12 часов все повторится снова. А потом снова. И снова. И снова…
Мы уже почти дошли до конца «выходного» коридора. Снаружи за турникетом я видел небольшую группу людей, которые поглядывали в мою сторону. Один из них нарочито закатил рукав робы, чтобы я мог увидеть красную татуировку в виде символа Сопротивления, и кивнул мне.
В этот момент лампочка на последнем турникете перед нами вдруг загорелась красным цветом. Тут же активировался другой турникет — ведущий куда-то в бок.
— Эх, а ведь правду говорят, что новичкам везет! Или, если хотите — Господь к ним милостив! — раздался наверху голос Гриза. — 102-ая, вы выиграли сегодня освежающий душ и перемену белья! Такое везение случается всего десятку бригад из больше чем сотни!
Несмотря на усталость, я не смог отделаться от тревожной мысли, что интендант смотрит именно на меня — как и утром, во время раздачи продпайков. Коротко посмотрев на человека с татуировкой, который ждал снаружи, я увидел на его лице и физиономиях его товарищей столь же тревожные гримасы.
Гриз, тем временем, глаголил дальше:
— Можете не благодарить! Будь моя воля, я пустил бы туда вместо воды мочу из туалета охраны! Вот была бы потеха! Но проблема в том, что тогда от вас будет разить даже сильнее, чем сейчас — и мы тут все ляжем от этой вони!
Каторжники были слишком исступлены адским трудом, чтобы воспринимать какие-либо намеки, насмешки или сарказм. Поэтому они продолжали молча толпиться, пока интендант не прикрикнул:
— Ну, давайте, топайте, мрази! Чего стали?! Или вам помочь?!
Напоминание о возможности простимулировать нас с помощью боли сразу подействовало. Зэки стали
Душевой комплекс разместился сбоку от «предбанника». За очередным турникетом, у которого автомат выдал каждому по склизкому огрызку мыла, ждала раздевалка — обшарпанная и убогая, как и все в «Чистилище». Несколько «счастливых» бригад уже были тут.
Вокруг мы видели множество измученных людей, устало стаскивающих с бледных сопревших тел пропитанные потом пыльные робы, и таких же измученных, но голых и мокрых людей, возвращающихся из душа, откуда валил густой пар и шёл резкий запах вулканической серы. Перед глазами мелькали шрамы, ссадины, язвы, татуировки, мускулы, торчащие из-под кожи острые ребра, съежившиеся от холода яйца и члены, угрюмые осунувшиеся лица с черными кругами под глазами.
Я молча разделся, снял ботинки, которые стали похожими на комки грунта, и прошел в душ. Кабинки, кабинки, еще кабинки — без дверец или шторок, лишь с боковыми перегородками выше человеческого роста. Старый кафель блекло-синего цвета местами потрескался, местами откололся. На вид тут могло уместиться человек тридцать, и почти все места были заполнены. Люди мылись, пританцовывая под струями горячей воды с острой примесью сероводорода. Под их босыми ногами хлюпало. В отличие от душевых, в которых я бывал — начиная от школы и заканчивая спортзалом — здесь не было слышно веселого трепа и смеха.
Лишь в дальнем конце душевой я приметил пустую кабинку. Я покрутил кран. Душ, несколько раз натужно булькнув, изверг на голову поток горячей сернистой воды. Несмотря на высокую температуру, вода была неприятной. Кожа покрылась мурашками. Я подставил под воду лицо, дал намокнуть голове и всему телу, и начал мылиться. Сердце забилось чаще. Мужское достоинство невольно сжалось.
Сзади явно что-то происходило. Я слышал шорох и шлепки ног, свидетельствующие, что несколько людей идут следом за мной. Они шептались о чем-то вполголоса. Но я проигнорировал это и не стал оборачиваться, стоя к ним задом. В глубине души я надеялся, что ничего не произойдет. Но логика подсказывала, что надежды напрасны.
Шум воды позади постепенно начал стихать. Сразу множество босых шлепков удалилось — все лишние люди, не желающие участвовать в том, что намечалось, поспешили скрыться.
— Димитрис! — вдруг услышал я сзади знакомый предостерегающий голос, переходящий в визг.
Круто обернувшись, сжав кулаки, изготовившись, я успел увидеть глаза Фрэнка, которые умоляюще смотрели прямо на меня. Сигал стоял у него за спиной, усмехаясь. Одной рукой он крепко сжимал свою жертву сзади в районе тощей волосатой груди, другой — держал острую заточку у распоротого кровоточащего горла. Вспомнились слова Ши, что заточку не получится пронести на смену без помощи охранников. Но на этот счет и так уже было все понятно.