Новый мир. Книга 5. Возмездие
Шрифт:
Это был очень ловкий, смертоносный удар — и я вряд ли смог бы отразить его, не проведи десять лет, с первого курса академии до последнего дня в полиции, на тренировках по самбо, где методом проб и ошибок меня научили — обезоружить человека с ножом не только возможно, но при определенной ловкости и сноровке даже легко.
Я вывернул ему руку, навалился на него всем телом, придавил к стенке, болевым приемом заставил выпустить нож. В глазах убийцы на краткий миг мелькнуло удивление, а затем испуг — но уже миг спустя я, выжимая из бурлящего адреналином тела все силы, трижды подряд взял его «на Одессу», со всей силы ударяя твердым
Захлебываясь кровью, Сигал извернулся и из последних сил схватился мне за гениталии и сжал их что было мочи. Мир перевернулся от безумной боли. Заорав, я в слепой ярости ударил его коленом в висок, кулаком припечатал сверху по макушке. Хватка пальцев убийцы ослабла. Но в этот миг оклемавшийся «яйцеголовый», беспрепятственно зайдя ко мне со спины, со всей силы ударил меня кулаком в затылок.
Я был очень крепким и выносливым мужиком, в каком-то отношении даже невероятно. Но суровая правда реальных драк, в отличие от киношных, состоит в том, что один сильный и меткий удар может послать в нокаут кого угодно.
Перед глазами мелькали свет и тьма. Время, казалось, замедлилось. В голове что-то тяжело пульсировало и колотилось. Может, это сдетонировала от перегрузки нановзрывчатка. Может, разорвался сосуд. Я не был в состоянии защищаться, лишь хлопал глазами — и за это время успел получить целый град новых ударов, закончившихся броском меня о стену душевой, по которой я безвольно съехал вниз, как мешок с дерьмом.
Во рту был острый привкус крови. Расфокусированным взглядом я видел, что пол душевой вокруг залит кровью, как бойня. Запах крови смешался с запахом серы. Туша Хейза лежала неподвижно, его лицо посинело, а глаза мерзко выкатились — он был похож на уродливого, выброшенного на берег кита. «Боцман» забился в угол, содрогаясь всем телом от судорог, рыданий и проклятий. Его расслабившийся мочевой пузырь напустил вокруг лужицу мочи, что вполне простительно для человека, сделавшегося слепым. Билли валялся по полу неподалеку от тела Фрэнка, как прихлопнутый наполовину комар, визжа и пытаясь зажать рукой кровоточащее распоротое хозяйство. В душевой кабине неподалеку сидел, прислонившись к стене, оглушенный Сигал, повесив голову на бок. Лишь «яйцеголовый», которого я в суматохе боя так и не сумел ни разу приложить как следует, неумолимо надвигался, готовый колотить меня ногами до смерти.
Остался всего один выродок. Всего один. Мне почти удалось.
Но я больше не могу.
«Соберись!» — велел я себе сурово, сжимая кулаки и пытаясь оттолкнуться ими от пола.
Но силы физически оставили меня. Организм просто сдал — после 12 часов пахоты, после пары десятков полученных ударов и трех ножевых ранений. Я понимал все, что происходит. Но мог лишь смотреть, как убийца подходит, дабы довершить начатое.
— Террорист гребаный! Сука! — взревел он, пнув меня ногой в живот.
Матео появился сбоку как тень незаметно. Убийца успел удивиться этому, переместить на него внимание — но не был готов отразить град обрушившихся на него ударов. Некогда капрал Муэрте обрушился на него как ураган. Он колотил его и колотил, прижав к стенке, и там добивал, слева, справа, слева, справа, без устали, без передышки, словно робот, атакующий намеченную боевым компьютером мишень — пока цель, оглушенная и деклассированная, не распласталась на полу.
Все еще лежа на холодной плитке, в
— Не люблю шакалов, которые нападают впятером на одного, — объяснил Матео, тяжело дыша.
Его лицо, дышащее бесшабашной смелостью и непоколебимой уверенностью, скривилось в усмешке — за миг до того, как покрытая татуировками грудь, тяжело вздымающаяся от дыхания, трепыхнулась, словно подбитая птица. Улыбка так и не исчезла с его лица — лишь стала какой-то удивленной. Рот булькнул, и из его уголка пошла кровь. Ослабевшие вдруг ноги, разъезжающиеся на мокром полу, сделали пару инстинктивных шагов вперед — и за его спиной, из которой торчала рукоять заточки, стал виден мрачно ухмыляющийся Сигал.
— Надо было идти с нами в долю, — прошептал он.
— Вот сука, — растерянно ответил Матео, оборачиваясь к убийце.
Его спина теперь была наполовину повернута ко мне. Наметанным глазом я видел, что нанесенная опытным убийцей рана, скорее всего, смертельна. Боль могла еще не чувствоваться из-за заряда адреналина. Но на мужественном лице латиноамериканца отражалась растерянность от ощущения того, как силы и энергия стремительно покидают его здоровое подкачанное тело. Через минуту, или чуть больше, его предстояло покинуть и жизни. И он, наверное, это понимал.
За мгновение до того, как ослабевшие ноги окончательно бы разъехались, он сделал шаг к Сигалу и заключил того в свои стальные объятия. Перед моим изумленным взором разыгралась краткая сцена отчаянной борьбы. Убийце нужно было продержаться совсем немного — и мускулы сдавившего его умирающего экс-легионера утратили бы силы, нужные для завершения борьбы. Но он не продержался. Я услышал треск ломающихся в чудовищной хватке шейных позвонков, и предсмертный хрип киллера.
— Матео. Матео! — позвал я его хрипло, хотя ничего не мог для него сделать.
Выпустив из объятий покойника, он устало распластался по мокрому полу на спине:
— Не переживай, браток. Мы всего лишь мясо, — прошептал он умиротворенно и без страха, перед тем как прикрыть глаза и затихнуть.
§ 12
В чувство меня привело ведро ледяной воды, вылитое на голову. Из груди невольно вырвался стон, сердце бешено заколотилось.
— Просыпайся, мразь! — услышал я голос интенданта Гриза, ставящего пустое ведро на пол.
Голый и босой, я был прикован руками и ногами к креслу в полутемной комнате с сырыми бетонными стенами. Во рту чувствовался застоявшийся гадкий привкус крови. Пара-тройка зубов шатались. Тело ощущалось примерно как после 12-раундового боксерского поединка, в котором удары разрешилось наносить лишь сопернику. Было странно, что я вообще жив.
— Очнулся, сученыш?! — пробормотал интендант рассерженно.
Все еще не обретя осознанности, я тупо моргал.
— Ты ведь мог стать обыкновенной тушкой с заточкой в боку! Быстро, спокойно — и конец каторге! А вместо этого — четыре трупа, три инвалида! А ты все еще здесь! И твои дела в сто раз хуже, чем были! И чего ради вы все так цепляетесь за жизнь, твари?!
К этому времени зачатки осмысленности вернулись. «Четыре трупа», — пронеслось в моей голове эхо его слов, напоминающих, что бедолага Фрэнк, и Матео, спасший мне жизнь, мертвы. И эта мысль вызвала в душе волну гнева, который пересилил слабость.