Новый мир
Шрифт:
Пришло время что-то решать – и по мнению Дейва путь в убежище, о котором толкуют по радио, самое рациональное решение.
– Нет, Дейви – заметно осунувшись (когда услышала правду об инсулине), отвечает мать – это не для меня. Ехать к черту на рога, через всю Америку, только потому что ты по радио услышал, что где-то есть место, где все живут мирно и счастливо, как прежде?
– Это единственный шанс.
– Я никуда не поеду. Это не для меня.
– Ты меня не слышала, мам? – начинает злится Дейв – в Мемфисе больше нет инсулина. А если я
– Я не в том возрасте, чтобы встревать в такое, Дейв.
Дейву не нравится, каким серьезным голосом говорить это мать. Обычно, когда она боится – то упрямится. Это тон, граничащий с недовольством, но который, если дать нужную аргументацию, можно переубедить.
Серьезный же тон говорил о том, что мать прекрасно все обдумала и черта с два что-то заставит поменять ее свое решение.
– Что значит «в такое», мам? Весь мир, мать твою так, уже встрял в самое «такое», и мы вместе с ним. О чем ты вообще говоришь?
– Оглянись, сынок. Мир сошел с ума. В доме небезопасно, но за его пределами выжить точно смогут только молодые или сообразительные. Или чертовски везучие. Но точно не дряхлые старушки, носящиеся со своими ампулами. Если что произойдет в дороге – у тебя будет шанс дать деру, как я тебя учила. Или что-то придумать. Я же стану просто мертвым грузом. Не хочу умереть от Этих тварей. Хочу остаться в своем доме, в котором я прожила без малого 30 лет. На своей кровати, мягкой простыни. Со своим любимым романом.
– Рано ты собралась помирать, ма – злится Дейв и вскакивает с дивана – знаешь что, ты можешь думать об этом что угодно. Но завтра я запасусь продуктами и мы поедем в Филадельфию, хочешь ты или нет. Я усажу тебя в чертову тачку и мы поедем в гребанную Филадельфию, вот что я тебе скажу. И можешь думать об этом, что хочешь.
Дейв был уверен, что даже если его мать в самом деле решит сопротивляться, у него хватит сил усадить ее в машину. А у нее хватит мозгов не голосить, когда они все-таки выедут на дорогу. Мать считает, что станет ему грузом – и если он не может убедить ее словами, то просто запихает в тачку.
В убежище ей помогут. Может, по пути в городах он найдет еще пару капсул. Он обязан довести ее до Филадельфии.
Довести ее до безопасного места, если оно хотя бы в теории осталось где-то в мире.
Должен попытаться.
У него обязано это получится.
Однако, на следующее утро Дейв обнаруживает свою мать с вскрытыми венами. Нет, не в ванной, заполненной душистой водой. А на диване. Когда он ушел спать она, очевидно, притащила тот самый кухонный нож, который валяется подле нее, и вскрыла себе вены.
Дейв не знает, сделала она это ради него или ради себя. Ради того, чтобы ему, как она считала, было проще в поездке – или ради того, чтобы она, как и хотела, умерла в своем доме. Видимо, она совсем не верила в то, что сможем пережить эту поездку.
Вначале и
Он пытался сделать все, чтобы она жила – а в итоге она САМА взяла и вынесла себе смертный приговор.
Этим днем Дейв не выходил из дома, но уже на следующий решил, что не откажется от своего плана. Его мать сделала так, как считала нужным для себя. Что ж ладно. Теперь он остался один и вправе сам решать, что считает нужным делать уже для себя.
Даже без матери в Мемфисе скоро кончатся продукты – он не врал ей. Отсюда пора делать ноги.
Он заберет столько, сколько сможет – и рванет в Филадельфию. Доедет или нет, найдет там что-то или нет – но он хотя бы попытается. Дейв не привык сдаваться без боя, даже если толком не знает, с Кем именно борется.
На следующее утро он забредает в ближайшую автомастерскую, добывает хороший глушитель (а не то дерьмо, которое на тачке сейчас), и – хвала богу, он дал ему нормальные руки – заменяет его, уменьшая шум. После ставит заглушку на выхлопную трубу. Теперь тачка почти не шумит при той же работе. Забивает ее продуктам и едой, какими может, и заправившись на заправке у выезда из города, навсегда покидает Мемфис.
* * * * *
Первую четверть пути все идет просто отлично.
Даже слишком отлично, как сказала бы мать Дейва, предупреждая о том, что за любой белой полосой неизбежна следует черная. Хочешь ты ее игнорировать или нет – она все равно придет и поставит тебя перед фактом.
Первые несколько заправок оказываются достаточно неплохи, Дейв находит там бензин, и даже умудряется ни во что не вляпаться. Он парень не промах и знает, что надо делать, что не попасться кому бы то ни было. Раньше он бегал от копов, теперь от Них.
Ставки стали выше, но принцип тот же. Быть тише воды, ниже травы.
Он набирает достаточную скорость, чтобы не ехать до Филадельфии 333 дня, но недостаточную, чтобы на поворотах визжали шины. Глушители не дают машине грохотать, но жженая резина привлечет внимание. Его скорость не гонщика. Но и не 60-летней старушки.
Дейв уверен, что раньше так ездил каждый второй по городу – а у него такая скорость на пустой трассе. Днем он едет, но едва начинает смеркаться – старается припарковать машину где-нибудь подальше от трассы, выключает все фонари, блокирует двери и ложится спать. Заводит будильник и встает чуть позже первых рассветных лучей. Едва солнце вновь освещает путь – он опять отправляется в этот путь.
Но черная полоса не заставляет себя долго ждать. Наступает она сразу же, едва он въезжает в Орегон. Бензина остается мало, а все заправки, куда он суется – пусты и высушены, как пасть после большой попойки. Словно бензин тут пили вместо воды. Дейв решает, что дело в том, что это маленькие городишки, в которых, должно быть, и в хорошие времена ни черта не было.