Новый Орден Джедаев: Изменник
Шрифт:
Ни один из миров Новой Республики не был в состоянии взять на себя ответственность подобного масштаба; если бы это было возможно, такой мир заведомо не принадлежал бы к Республике. Никто не знал наверняка, появляются ли концентрационные корабли в необитаемых системах. Никто не хотел даже задумываться о такой возможности.
Кое-кто из джедаев участвовал в поисках, при помощи Силы исследуя обширные скопления межзвездной пыли; но джедаев и так было мало, а тем немногим, что уцелели, нечасто удавалось найти свободное время. Планетарные и системные правительства не снаряжали никаких поисковых команд. Они просто были не в состоянии сделать это.
Правительства не могли
Корабли стали орбитальными лагерями беженцев. Лагерями... как ни крути. Жизнь на лагерном корабле была нелегкой. Даже в процветающих системах продовольствие распределялось так, чтобы едва не умереть с голоду; даже лучшие очистные сооружения не могли избавить воду от следов загрязнения, и, чем дальше - тем хуже. Теснота, грязь, вонь: атмосферные установки еле справлялись с дыханием, кожными испарениями и иными отходами жизнедеятельности тысяч различных рас, сама атмосфера была так насыщена угарным газом, что всех без исключения мучили головные боли... по крайней мере тех, у кого были головы. Даже фотосинтезирующие установки работали на пределе - хоть двуокиси углерода было с избытком, но перерабатывать ее приходилось в тусклом, ненадежном искусственном свете. Плохо было всем, а покинуть корабль разрешалось только в очень, очень редких случаях.
Об истинным причинах, по которым беженцев удерживают на концентрационных кораблях, вслух не говорилось.
Дело же было вот в чем: межпланетное пространство оказалось идеальным санитарным кордоном. По милости йуужань-вонгов многие системы получили помимо неизбежных последствий перенаселения и иные неприятные сюрпризы. Ко всем сообществам беженцев присоединялось неустановленное количество шпионов, саботажников, участников Бригады мира, и всяких разных коллаборационистов...
А иногда бывало и хуже.
Ганнер Райсод уже не одну неделю следовал за молвой. Этот слух поведал ему навигатор чартерного челнока в таверне на Тейре, тот узнал от служащего грузового космопорта на Ротане, почерпнувшего это из разговора с пилотом фрахтовика на Сайзар Ран, который случайно услышал об этом от таможенного инспектора то ли в системе Севаркос, то ли на Мантуине, может быть - на Алмании; инспектор услышал об этом от флотского приятеля, чей родственник поступил волонтером на концентрационный корабль в системе Ботавуи. Ганнер терпеливо отследил всю цепочку, прошел через сохранившиеся миры Новой Республики, через недели гиперпространственных перелетов, через бесконечные разговоры - "Видели ли вы?.." - со скучающими клерками и мрачными грузчиками, недоверчивыми бюрократами и обозленными беспризорниками. И когда он откинул пронумерованную занавеску, которая обозначала дверь комнаты в гигантском улье концентрационного корабля, он уже так устал, что не помнил, в какой системе находится.
Номер на занавеске состоял из трех частей, которые служили координатами расположения комнаты относительно центра
В те дни Ганнер был непохож сам на себя: куда-то исчезла роскошная блуза и узкие кожаные брюки, и сверкание золотого шитья, и до блеска начищенная обувь. Вместо этого, он был одет в бесформенную тунику непередаваемого коричневого цвета и мешковатые серые штаны, из-под которых едва были видны ботинки - обшарпанные и испачканные в грязи десятков миров. Исчезла и неотразимая улыбка, и лихой блеск ясных синих глаз; он даже позволил курчавой щетине скрыть красоту его безупречного подбородка. И это не было маскировкой. Ганнер не скрывал своего имени: наоборот, он использовал свое имя и репутацию как орудие, позволяющее прорваться сквозь бесконечные дебри бюрократической писанины, которая препятствовала его проникновению на концентрационные корабли. Но он изменился настолько, насколько это было возможно. Оставаться все тем же, прежним Ганнером, было невыносимо.
Вот сейчас, например, на пороге этой комнаты: прежний Ганнер с апломбом отдернул бы занавеску и застыл бы в дверном проеме, окруженный сумеречным ореолом.
Он бы сухо представился и задал свои вопросы, рассчитывая лишь на эффектное воздействие своего высокого роста и величественного сияния, своей репутации, и очевидного непреклонного намерения во что бы то ни стало добиться нужных ответов.
Ганнер сел у стены, как будто он был всего лишь одним из беженцев, решившим отдохнуть в коридоре. Опустив голову и закрыв глаза, он проник в комнату при помощи Силы. Там могла оказаться ловушка, а он уже не позволял себе бездумно рисковать.
Осторожность была его девизом, а неприметность - лучшей защитой. Он чувствовал присутствие людей в комнате; вероятно, пятерых - как ему и сказал измотанный клерк, запрашивая их данные в ветхом, перегруженном временном накопителе, что содержал систематизированные добровольными администраторами этого корабля обрывки сведений - но Ганнер не мог соотнести свои ощущения с индивидуальными особенностями этих людей.
Он помрачнел и зажмурился, пытаясь сконцентрироваться. У него появилось чувство, будто в комнате был всего один человек с пятью различными личностями... или все пятеро были частями некого коллективного сознания. Это было несвойственно людям, но вряд ли совсем невозможно. Галактику заполонили десятки, если не сотни, побочных вариаций на гуманоидную тему; Ганнер знал только то, что не смог бы опознать любую из них. А неизвестность - как его научил горький опыт - всегда опасна. Зачастую смертельно.
И маленькая шутка о том, что комната находится на темной стороне, уже не казалась такой смешной. У Ганнера появилось чувство, что его вот-вот убьют.
Он вздохнул, и поднялся на ноги. С самого начала своих поисков, он как будто примерно представлял, чем все это закончится: вот он - одинокий, уязвимый, и никто не знает, где его искать, если он не вернется. Да у него два дня ушло только на то, чтобы добрести до местных трущоб. Никто и не узнает, что с ним. Хотя - кое-кто все же догадается... но вряд ли это взволнует ее. Ганнер не забыл темное пламя, вспыхнувшее в глазах Джейны, когда он заговорил об этом слухе.