Новый путь
Шрифт:
— Джимми Картер.
— Картер?! — в голосе Колби прорвалось глубокое изумление. — Не может быть!
Максим лишь развел руками — ну, извините, мол, судьба.
— Давайте сделаем так, — осторожно заговорил он, — я постараюсь проанализировать будущую ситуацию, и выяснить, что именно поможет Картеру выйти в президенты. Тогда у мистера Форда появится ощутимый шанс на победу — он воспользуется оружием соперника.
— Очень, очень хорошо, мистер Зор! — раздельно сказал директор ЦРУ. — Просто замечательно! Вы уж поверьте старому пройдохе: если нынешний президент
Пожав руку Вальцеву, Колби наколол его взглядом, словно желая прочесть мысли предиктора, кивнул и удалился.
— Вот тебе и весь сказ… — пробормотал Вакарчук.
Позднее утро того же дня
Арлингтон, Ройял-стрит
Этот пригород Вашингтона отделяла от столицы река, и каждое утро на мостах через Потомак сбивались пробки — мириады «белых воротничков» спешили в свои офисы.
Арлингтон совершенно не походил на шумный и грязноватый Нью-Йорк с его улицами-каньонами, словно проточенными автомобильными реками среди высоченных утесов из бетона и стекла. Тут все по-другому — малоэтажный городок поражал обильной зеленью и чистотой.
Тихая, респектабельная Ройял-стрит отличалась от иных арлингтонских улиц немного смешной аристократичностью и размеренным ритмом жизни. Ее зажимали добротные стильные дома — они и боками смыкались, стена к стене, а к их парадным дверям подступали каменные ступени, будто трапы к авиалайнеру.
Степана с Максимом поселили в двухэтажке из темного кирпича. Сумрачный холл, где ощущался теплый запах погасшего камина, основательная лестница с галерейкой наверху — всё тут дышало старой, доброй Англией.
А за домом открывался небольшой, порядком запущенный садик, где как попало росли развесистые яблони, оставляя пару лужаек под солнцем. Стриженная трава упрямо зеленела, бурея лишь на пятачке, занятом грилем-барбекю, воистину алтарем американской кухни.
Вакарчук потянул носом — доносился запах дымка. Кто-то, видать, жарит мясо по соседству. А, может, просто озяб, вот и растопил камин.
— Надо напроситься у Джека, — сказал Вальцев, щурясь на безоблачное небо. — Пусть хоть иногда вывозят на природу.
— На пикничок! — кивнул Степан. Забредя за дуплистую грушу, он похлопал ладонью по каменной кладке высоченного забора, поверху отделанного затейливыми зубцами. И наверняка утыканного кучей датчиков…
— У вас в России тоже устраивают цирк с выборами?
Стивен Вакар вздрогнул, услышав голос индейца, а Майкл Зор лишь улыбнулся рассеянно.
— Нет, Чак, у нас голосуют за вождя.
— Правильно, — кивнул Чарли с одобрением. — А кто голосует?
— Политбюро, — буркнул Вакарчук. — Это такой совет старейшин.
— Умно! — обсидиановые глаза индейца сузились. — Мне говорили, что в России справедливость для всех, что там правят «красные»… — он наметил улыбку. — Тогда почему вы хотите стать американцами?
Вакарчук похолодел. Показалось ему или в голосе Чака взаправду скользнуло презрение? И внезапно,
— А кто ты? — выцедил он, едва сдерживая взрыв в себе.
— Я — дакота! — вскинул голову Призрак Медведя.
— А мы — русские! Понял?
Индеец внимательно глянул на Степана, и кивнул. Молча развернувшись, он пошагал к террасе — толстая коса гуляла по пиджаку, качаясь в такт поступи.
— Ты поосторожнее! — шепнул Вальцев. Помялся, и добавил уже не по службе, а по дружбе: — А знаешь… Сказал, как срезал!
Тот же день, раньше
Ленинград, улица Павла Лаврова
За порогом генконсульства Лофтин сбросил давящий гнёт, как тяжелое старое пальто, снова став обаяшкой Дэнни. Вот и полузабытая ироничная улыбочка заплясала на губах. Даже походка изменилась — ушла скованность, вернулась былая раскрепощенность, разболтанность даже.
С ходу отворив дверь кабинета Вудроффа, Дэниел постучал по гулкой створке:
— Можно?
Фред сидел, развалясь в кресле, и смаковал кофе из большой чашки.
— Говорят, над входом в кабинеты следователей КГБ висят специальные табло «Не входить!», — меланхолично проговорил он. — Включишь — и ни один бездельник тебя не побеспокоит. Видит же — человек занят!
Лофтин ухмыльнулся — Фредди в своем репертуаре. Умеет шеф очень вежливо, очень корректно послать далеко и надолго. Дэниел понимал начальника — не так давно тот числился резидентом на Карибах. И вот его выдергивают с пляжа, отлучают от знойных мулаток и шелеста пальм, забрасывая в холодный, неприютный Ленинград! Тут кто угодно в депрессию впадет.
— Я по делу, шеф, — вице-консул оседлал мягкий, но скрипучий стул. — Есть пара мыслей по теме «Некст».
— Тема закрыта, Дэнни, — с оттенком нетерпения сказал Вудрофф, поднося чашку ко рту. — Слыхал новость? — прогудел он в фаянс. — Предиктора переправили в Штаты!
— А ты в этом уверен? — загадочно мурлыкнул Лофтин.
Фред замер, так и не пригубив «нескафе». Поверх белой чашки с синим, вроде бы дельфтским узором, но на русский мотив, смотрели покрасневшие от недосыпа глаза — цепко, не мигая, в упор.
— Выкладывай, — буркнул Вудрофф, и одним шумным глотком допил кофе.
— Меня еще летом цапануло неладное, — завозился Дэнни. — Что такое, думаю? Провал за провалом! Сначала Поляков, потом Калугин — и пошло, и пошло… Последним взяли Шевченко. Скажи, Фредди, у Конторы хоть кто-нибудь остался из советских агентов? Что-то я сомневаюсь!
— Да, — заворчал Фред, — этот год для КГБ выдался урожайным.
— Нет! — щелкнул пальцами Лофтин, и заторопился: — Я понимаю, ты говорил про шпионов, а я — про пшеницу. Советские колхозы не собрали с полей и половины обычного, страшная засуха не дала. Но Советы справились с неурожаем! Ранней весной, по дешевке закупили зерно в Аргентине, Канаде, у нас, еще где-то. Спрашивается: откуда они узнали о том, что случится летом? До меня стало доходить… знаешь, когда?