Новый путь
Шрифт:
— Случилось чего? — крикнул он. — Помочь, может?
— Нет, нет, спасибо! — слабым голосом откликнулся Дэниел. — Я так просто… Ноги размять!
— А-а… Ну, бывай!
«МАЗ» взревел, да и покатил к Ленинграду. Лофтин уперся руками в капот — сердце колотилось, как загнанное, словно после хорошего секса.
— Будешь тут готов… — со злостью выцедил он. — Шагай, давай… братец Кролик!
Закладка валялась прямо на земле, строго по инструкции прижатая к столбу. Сверху наброшена тряпица, вымаранная в мазуте
Оттащив тряпку за кончик, вице-консул рывком подхватил плоскую жестяную банку, и швырнул ее на заднее сиденье. С лязгом и дребезгом захлопнул дверцу, словно отыгрываясь за пережитое.
— Саечку за испуг!
[1] 6 октября 1975 года футбольная команда «Динамо» (Киев) обыграла немецкую «Баварию», выиграв Суперкубок Европы.
[2] Просторечное название факс-модема ZyXEL. Имеется в виду модель U-1496E.
[3] Маркус и Конрад Вольф провели детство и выросли в СССР, где их звали Мишей и Колей.
[4] Главное управление разведки МГБ ГДР (нем. Ministerium f"ur Staatssicherheit, неофициально сокр. Stasi, «Штази»).
[5] На Кляйналлее в Западном Берлине находилась штаб-квартира ЦРУ.
[6] Карлсхорст — район Восточного Берлина, где располагалось представительство КГБ СССР. Вплоть по май 1976 года уполномоченным КГБ по координации и связи с МГБ ГДР являлся генерал-лейтенант А.И.Лазарев.
[7] Агент Штази Ойген Браммерц, монах-бенедиктинец, был в 1975 году отправлен трирским аббатством в Ватикан.
[8] На Ленинском проспекте в Москве находилось посольство ГДР.
[9] В РИ М.П.Казачков сдал сотрудников 2-го (контрразведывательного) отдела Ленинградского управления КГБ, которых информировал, будучи агентом — «источником», как он сам именовал свой статус.
[10] Польская объединенная рабочая партия. Следует заметить, что КГБ воспрещалось заводить агентуру в «братских партиях». Однако «Фирма» обходила это табу.
[11] Е.Питовранов руководил отделом «П», обозначенном по начальной букве его фамилии.
[12]Dio porco! (итал.) — Черт побери! (грубое ругательство с сильным оттенком кощунства).
[13] Эти модели так и не пошли в серию в РИ.
[14]Das ist schrot (нем.) — Это металлолом.
Глава 3
Глава 5.
Среда 22 октября 1975 года, ближе к вечеру
Первомайск, улица Щорса
Ровно в шестнадцать нуль-нуль я стоял у дверей квартиры Дворских и унимал дыхание. Приведя в норму пульс и прочие параметры жизнедеятельности, позвонил — за толстой филенкой словно колокол качнулся, рассылая по комнатам благовест.
Замок хищно клацнул, и меня встретила нарядная Лариса. Старшая сестричка моей девушки
— Потрясающе выглядите, любезная Лариса Федоровна, — сказал я, упражняясь в куртуазности.
— Я вот тебе дам Федоровну! Ишь ты его! — погрозила мне пальцем девушка, хотя глаза ее смеялись. — Проходи, давай!
Я подчинился, окунаясь в незнакомый букет запахов, среди которых витал ароматный дымок сандаловых палочек, редкости по нынешним временам.
— Чуешь? — Лариса доверительно наклонилась, и ее левая грудь вмялась мне в плечо. — Это мама запалила индийские благовония!
— Чую, — кивнул я, изгоняя горячащие мысли о суетном.
Инкина сестричка уловила хрипотцу в моем голосе, и победительно улыбнулась.
— Маэстры, гряньте туш! — она за руку ввела меня в зал, обставленный по стандарту — «стенка», телевизор, диван, ковер.
За большим столом, устланным белейшей камчатной скатертью, сидело трое — крепкий сухощавый мужчина, кареглазая пышечка в кудряшках, и Хорошистка. Холодок услады протек через все мои чакры.
— Знакомьтесь — Миша! — воскликнула Лариса.
Сухощавый, улыбаясь в усы, привстал и пожал мне руку.
— Федор Дмитрич. Возглавляю тутошний «девичник»!
— Ага-а! — с напускной обидой протянула пышечка. — Я уже забыла, когда мы вместе Новый год справляли! Вечно со своими пингвинами милуешься… — вспомнив о хороших манерах, она с тяжеловесным кокетством представилась: — Римма Эдуардовна!
— Послезавтра папа улетает в Антарктиду, — оживленно затараторила Инна, — там начинается лето!
— А мама на него дуется, — добавила Лариса.
Меня усадили между сестрами, и обе, в четыре руки, стали мне подкладывать угощенья.
— Да куда ж вы мне столько? — забарахтался я.
— Кушай, кушай! — ласково сказала младшенькая.
— Сейчас мы проторим путь к сердцу мужчины… — ворковала старшенькая, орудуя ложкой.
— Что значит — мы? — бровки Инны надменно вздернулись. Уже продавливались улыбчивые ямочки, но, что меня умилило до крайности, в синих «папиных» глазах плескалась ревнивая опаска. — Миша — мой!
— Чего это он твой? — в Ларисином голосе зазвенели нотки веселой агрессии, тут же тускнея. — Ладно, ладно, пусть будет общий.
— Я те дам — общий!
Римма Эдуардовна беспокойно глянула на дочерей, а Федор Дмитриевич рассмеялся и сказал с отчетливым сочувствием:
— Привыкайте, Миша. Я уж двадцать лет в этом «малиннике»!
— И как? — спросил я с интересом, пробуя «оливье», весьма близкий к исконному рецепту — чувствовались раковые шейки и пикули. — Справляетесь?
— Честно? — глава семьи заговорщицки пригнулся, выговаривая вполголоса: — Это они со мною справляются, трое на одного!