Новый старт
Шрифт:
Мама ходила на работу пять дней в неделю, иногда и шесть, если в парикмахерской не хватало персонала, а по четвергам, в день вечерних покупок, она работала до десяти часов вечера. У них в парикмахерской действительно красили волосы во все цвета радуги. Мы с Витой просто умоляли маму покрасить нам волосы в химически-розовый цвет, или в голубой, или в фиолетовый, но она только смеялась над нами.
Второго января мама вышла на работу. Я осталась дома с Витой, Максиком и бабушкой. Я достала новенький подаренный дневник и задумалась над первой чистой
День тянулся, и тянулся, и тянулся. Я не могла дождаться, когда вернется мама. Она задержалась дольше обычного. Я даже разволновалась. Может быть, это значит, что мама с папой зашли куда-нибудь после работы выпить и поговорить. Может быть, прямо сейчас, вот в эту самую минуту, папа говорит маме, что совершил ужасную ошибку. Потом он ее поцелует — так, как целовал Сару. Они придут домой вместе, обнявшись, наши мама и папа.
Я так и кинулась к двери, когда услышала, что ключ поворачивается в замке. Мама стояла на пороге одна. Лицо у нее было серое от холода, на щеках виднелись потеки туши, похожие на след от улитки.
— От ветра глаза слезятся, — сказала она, утираясь ладонью.
— Ты видела папу? — спросила я тихо, чтобы бабушка не услышала.
Мама покачала головой. Она закрыла глаза, но слезы все равно текли из-под ресниц. Я обняла ее.
— Он придет на работу завтра, — сказала я.
Но он не пришел. Ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра. Он отключил мобильный телефон. Мы никаким способом не могли с ним связаться.
— Мне необходим его адрес. Мало ли, вдруг что-нибудь случится? — сказала мама. — Эм, ты не помнишь, где живет эта Сара? Как называется улица?
Я думала изо всех сил, но так и не смогла вспомнить. Я тогда была такая несчастная и расстроенная, что ничего вокруг не замечала. Я даже не помнила, на какой станции мы вышли, хотя мама принесла схему метро, чтобы мне помочь. Я разглядывала схему, пока разноцветные линии не слились в одно размытое пятно. Все эти названия ничего мне не говорили.
— Проклятье, Эм, ну почему ты такая бестолковая? — рассердилась мама.
Я заперлась в уборной и наплакалась от души. Я сама понимала, что я бестолковая и ни на что не гожусь. Я вертела на пальце свое изумрудное колечко. Было бы оно волшебным, я бы мигом наколдовала папу.
Я не понимала, как я могла так злиться на папу в Новый год. Почему не захотела поцеловать его на прощание? Сейчас все бы отдала, лишь бы только поцеловать его.
Я знала, что Вита чувствует то же самое. Она весь день была непривычно тихая, сидела, свернувшись калачиком, с Балериной в руках. Вечером без возражений легла в постель и как будто сразу заснула, но, проснувшись ночью, я услышала, как кто-то всхлипывает. Я подумала, что это Максик, выбралась из постели и подошла к его лежбищу. Он устроился среди своих медведей и сладко сопел. Всхлипывание доносилось из моей кровати.
— Вита! —
Она ревела, спрятав голову под подушку. Балерина была надета у нее на руку, словно большая мохнатая варежка.
— Эй, вылезай оттуда, задохнешься.
Вита отвернулась от меня, закрываясь рукой со стыда.
— Все нормально, Вита. У тебя платки носовые есть?
— Все кончились, — икнула Вита.
— Подожди, я тебе туалетной бумаги принесу.
Я снова выскользнула из кровати, оторвала длинную розовую ленту «Андрекса» и на цыпочках вернулась обратно.
— Это ты, Эм? — крикнула мама из спальни. — Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да, мам, все нормально, — ответила я шепотом.
Мне не хотелось, чтобы мама беспокоилась. Судя по голосу, она тоже только что плакала.
Я забралась под одеяло и хотела вытереть Вите лицо.
— Отстань! Я сама! — сказала она со злостью.
Когда она закончила вытираться, сморкаться и хлюпать носом, я рискнула ее обнять. На этот раз она не вырывалась.
— Бедненькая Балерина, ты всю ее промочила, — сказала я, пощупав игрушечную олениху. — Ну что, больше не плачешь?
— Я стараюсь удержаться, но как подумаю про папу, и как я его не слушалась, и вот теперь он сердится на меня, оттого и не приходит…
— Чепуха какая! Папа никогда не сердится, тем более на тебя, Вита. Ты же знаешь, ты у него любимица.
— Ничего подобного! — сказала Вита, но в голосе ее слышалась надежда.
— Тебя все любят, — вздохнула я.
Вита шмыгнула носом от удовольствия.
— Высморкайся еще, — посоветовала я и оторвала ей еще кусок туалетной бумаги.
Она хотела утереть нос лапкой Балерины.
— Успокойся, принцесса Вита, — сказала я голосом Балерины. — У всех бывает иногда плаксивое настроение. Дай-ка я вытру тебе носик. Вот так. Хочешь, скажу секрет?
— Какой? — спросила Вита.
— Я тоже люблю тебя больше всех. Ты такая хорошенькая, не то что эта толстая зануда или глупая мелкая сосиска Максик.
Вита захихикала.
— Ага, он и правда глупая мелкая сосиска, — сказала она и запнулась. — Эм все-таки немножко хорошенькая. У нее чудесные волосы.
— И еще у нее чудесный характер, если она соглашается терпеть такую вредную сестричку, как ты, — сказала я.
— В следующий раз, когда папа придет, я буду себя вести хорошо, — шмыгнула носом Вита. — Только пусть не приводит с собой эту Сару!
— Она ужасная, — согласилась я. — Папа, наверное, с ума сошел, что она ему нравится больше мамы.
— Когда я выйду замуж, я не позволю своему мужу от меня убежать, — сказала Вита.
— А я вообще не выйду замуж, — сказала я. — Слишком уж легко ошибиться. Я буду жить одна, сама по себе, буду каждый день есть свои самые любимые вкусности и ложиться так поздно, как только захочу, буду целыми днями читать, и сочинять сказки, и рисовать, и чтобы никто мне не мешал и не воспитывал, и чтобы ни о ком не нужно было заботиться.