Ной Буачидзе
Шрифт:
— Мир, мир и мир!
А в карманах у нас наказ: «Война, война, война…»
Под влиянием того же Буачидзе и других красных ораторов станичники согласились и на посылку мирной делегации. К великому прискорбию, должен отметить это — от начала до конца не любили своей организации сами казаки…».
2 февраля 1918 года в городе Пятигорске член Народного Совета и председатель Коллегии по
«Всем революционным Советам рабочих, казачьих, солдатских и крестьянских депутатов, всем станциям Владикавказской железной дороги, городским, станичным, аульским и хуторским самоуправлениям, согласно воле съезда народов в Моздоке подчиняться исключительно Терскому Народному Совету. Ему поручена вся полнота военной и гражданской власти.
Распоряжения находящегося во Владикавказе самосозванного Терско-Дагестанского правительства исполнению не подлежат».
Другой написанный Ноем декрет обязывал все органы власти «энергично заботиться» о том, чтобы к 16 февраля в Пятигорск смогли прибыть делегаты Второго съезда народов Терской области.
Раньше других приехали кабардинцы. В солнечный день снежные вершины гор Кабарды были хорошо видны с балкона комнаты, где работал Буачидзе.
Бетал Калмыков сейчас же отправился к Ною. Могучий и крупный — скала-человек — Бетал осторожно, со скрытой мужской любовью обнял маленького Ноя, поцеловал. Ною Калмыков также очень нравился. Он многого ждал от Бетала и радовался каждой новой встрече с ним.
— Как думаешь, Бетал, чеченцы и ингуши пришлют делегатов? — не без тревоги спросил Буачидзе.
— Я знал, такой вопрос обязательно будет, — живо отозвался Калмыков. Понизив голос, хотя в комнате никого посторонних не было, Бетал продолжал: — Я посылал одного кунака к Асланбеку Шерипову. У нас говорят: «Прежде чем горячий, смелый юноша становится мужчиной, проходит время». Он вначале не знает, где настоящая дорога, разные тропы пробует. Так и Асланбек в «Горский союз» попал, рядом с Чермоевым и Каплановым сидел. Когда понял, в лицо им бросил: «Не дам обманывать наш чеченский народ. Вы клянетесь именем Шамиля, он бы давно отрубил вам головы!» Я говорю, Асланбек Шерипов приедет. Ничего, что дорога опасная — через казачьи станицы. Будут чеченцы, тогда и ингуши обязательно придут. Они как мы, кабардинцы с балкарцами. Два народа — одна семья!
— И я, Бетал, очень верю, что чеченцы и ингуши будут с нами. Хочешь, я открою тебе маленький секрет. Мы с Кировым ходили в гостиницу, выбрали комнаты для делегатов этих двух народов. На втором этаже рядом с вами, кабардинцами.
…Пятигорский народный дом едва вместил делегатов — почти шестьсот человек. Казаки явились из всех отделов и станиц. Слышался шелестящий говор кабардинцев, тягуче-звонкая речь осетин. Горцев представляли также балкарцы, карачаевцы. С ними соседствовали калмыки, ногайцы и караногайцы. Прибыли уполномоченные солдатских комитетов и Всероссийского Совета крестьянских депутатов.
В каждой делегации — и казаков и горцев — вместе с «верхами» самые обездоленные бедняки.
Безземельных горцев, в большинстве впервые попавших в русский город, малейшее внимание со стороны горожан изумляло, приводило в восторг. Трудовые казаки тоже неуверенно озирались по сторонам.
Чеченцев и ингушей все не было.
Образовались фракции каждой национальности и иногородних. Большевики, левые эсеры, часть меньшевиков, как и в Моздоке, объединились в «Социалистический блок».
Сразу после короткой приветственной речи Ноя Буачидзе фракция казаков внесла предложение: «Считать ингушей и чеченцев отмежевавшимися от других народов и потому враждебных как российской власти, так и народам Терека».
Председатель съезда осетин Такоев сказал, что голосование будет проведено после того, как представители всех групп огласят свои декларации. Впереди еще много заседаний.
Ингуши вошли в зал как раз во время выступления председателя казачьей фракции есаула Померанцева. Два десятка стройных, суровых, вооруженных до зубов людей. В начале пути их было больше. Троих офицеры убили во Владикавказе. В степи за станицей Змейской похоронили еще одного.
Лишь после долгих и трудных переговоров ингуши согласились приходить на заседания съезда без винтовок. Зато первый делегат Чечни Асланбек Шерипов не имел при себе даже непременного кинжала-С самого начала он держался доверчиво, охотно вступал в разговоры, заразительно смеялся. Как не согласиться, что юноше с таким складом характера действительно нечего было делать в кадетском корпусе. Напрасно Шерипов-старший ездил в Петербург, изо всех сил добивался, чтобы в виде особой милости его двенадцатилетнего сына-первенца приняли в корпус.
И уж совсем не по душе Асланбеку пришелся совет матери. Заботясь о сыне, она написала ему: «Смотри не дерись. Если с тобой будут драться другие кадеты, тогда доложи инспектору, а сам ни в коем случае не дерись…» Мальчик ответил матери через отца: «Отец Джамалдин, скажи матери, чтобы она не писала такие вещи. Я никогда не пожалуюсь инспектору и воспитателю тоже».
Два года спустя Асланбек вырвался из Полтавского кадетского корпуса и с наслаждением принялся изучать языки, литературу, историю. В седьмом классе Грозненского реального училища Асланбек написал реферат «История кавказской войны» и перевел на русский язык чеченскую историческую песню-легенду «Абрек Геха».
Записные книжки Шерипова были полны выдержек из любимых писателей и поэтов. Асланбек красным карандашом обвел строки Коста Хетагурова:
Как долга беспросветная ночь, Как еще далеко до восхода! Но и днем не могу я помочь Безысходному горю народа.От себя юноша приписал: «На промыслах есть русские люди, которые знают, как помочь горю народа».
В кругу друзей Асланбек Шерипов охотно читал наизусть «Измаил-Бея» Лермонтова, «Песню о Соколе» Максима Горького. Асланбек и сам писал в стихах и прозе о кавказских войнах и нежных девушках, любивших мюридов Шамиля.