Ной. Всемирный потоп
Шрифт:
– Ты прав, Сим, – ответил Ной. – Нельзя сказать тебе и не сказать матери вашей. Сегодня же я поговорю с ней, вечером. А сейчас мы немного подкрепимся хлебом и сыром, сменим одежды на рабочие и пойдем к Ковчегу. Только сегодня не станем говорить с Хамом, мне еще надо подумать над тем, что и как следует спрашивать у него.
Ной хотел не только подумать над этим, но и рассказать о своих подозрениях Эмзаре до разговора с Хамом. Нехорошо получится, если жена узнает о подозрениях мужа от сына, надо самому сказать ей заранее. Вероятность же того, что Хам может обратиться за помощью к матери, была велика. Если он не виновен, то оскорбится и может искать защиты у матери. Если же виновен (о,
Не желая откладывать разговора и не имея обыкновения откладывать свои намерения, Ной сразу же по приходу домой прошел к жене на кухню. В большом котле над очагом аппетитно побулькивала похлебка, а Эмзара сидела неподалеку на скамье и натирала медную посуду мелким речным песком. Это она непременно делала каждую седмицу, и оттого посуда на кухне всегда блестела начищенными боками. Глядя на усердно работавшую жену, Ной растрогался и подумал о том, что даже потоп не заставит Эмзару изменить своим привычкам. Точно так же будет сидеть она и начищать посуду, даже если сразу после этого придется войти в Ковчег. Столь истовое соблюдение установленных порядков утверждает человека в мысли о том, что он, его воля сильнее любых обстоятельств. Сказано, решено – и будет так, отныне и навсегда. Сила в постоянстве и в том, что заставляет человека это постоянство хранить.
– Что Атшар? – не прекращая своего занятия, поинтересовалась Эмзара.
– Стоит на своем, – коротко ответил Ной.
– Чтобы он треснул! – пожелала Эмзара и еще яростнее начала тереть кувшин, который был у нее в руках.
Ной подошел к жене и присел рядом с ней. Почувствовав, что муж хочет сказать ей нечто важное, Эмзара отставила кувшин в сторону, легонько ударила ладонью о ладонь, стряхивая песок и выжидательно посмотрела на мужа.
Ной набрал в грудь побольше воздуха и рассказал про свои подозрения. Чем дальше рассказывал он, тем больше округлялись глаза Эмзары и тем больше недоверия плескалось в них. Когда Ной закончил, Эмзара покачала головой и сказала:
– Ты можешь выдумывать что хочешь, Ной, а я уверена в сыновьях своих. Если бы Хам убил человека, то сердце бы подсказало мне – вот убийца! Наверное, материнское сердце отличается от отцовского, раз ты сомневаешься в отношении Хама! Мой сын не убийца!
«Любая мать на месте Эмзары сказала бы то же самое» – подумал Ной.
Эмзара угадала его мысли.
– Ты думаешь, что любая мать, даже мать убийцы, видит в своем сыне только хорошее? – прищурилась она. – Думай что хочешь, я знаю, как ты любишь думать, но не будь пристрастен! Будь справедлив!
– Я только и делаю, что пытаюсь быть справедливым! – в сердцах воскликнул Ной. – Если бы это еще всегда у меня получалось! Сердце мое смотрит в одну сторону, а разум – в другую! Сейчас я думаю так, а чуть позже думаю иначе! Может, я и справедлив, только проницательности мне недостает! Вот Сим взялся мне помочь, вдруг сможет…
– Я тоже постараюсь тебе помочь! – решительно сказала Эмзара. – Прислушаюсь к тому, что говорят люди и порасспрашиваю кое-кого. Ты знаешь, как я не люблю сплетни и сплетников, но ради такого дела я наступлю на свой характер и на несколько дней стану завзятой сплетницей.
– Но что ты так сможешь узнать? – удивился Ной. – Сплетни – это выдумки тех, кому нечем себя занять! Стоит ли тебе, жена, тратить драгоценное время попусту, да еще и поступать вопреки характеру твоему.
– Ты знаешь, как добывают золото? – вдруг спросила Эмзара.
– Знаю, – кивнул Ной. – Промывают песок и находят крупицы золота.
– Вот именно так среди множества выдумок отыскиваются крупицы правды!
– Давай проверим! – улыбнулся Ной.
– Я не могу на это пойти! – отрезала Эмзара и потянулась к кувшину.
В дверь просунул голову Сим. Он что-то жевал. Увидев, что отец сидит рядом с матерью, Сим притворил дверь.
– Лепешки, сыр и молоко для вас на столе, – сказала Эмзара. – Поторопись, а то Сим не оставит тебе ничего!
Такое не могло случиться, чтобы Сим съел все сам, не подумав о других, тем более об отце. Ной понял, что Эмзара хочет, чтобы он поскорее ушел и оставил ее одну. Он встал и, не сказав больше ни слова, удалился.
Поделившись тем, что лежало на душе тяжким грузом, с женой и старшим сыном, Ной почувствовал некоторое облегчение. И оттого, что Сим развеял сомнения в отношении Иафета (почти развеял, если уж говорить начистоту, отодвинул куда-то вдаль), и оттого, что жена и сын вызвались помочь ему, и оттого, что просто поделился сокровенным с близкими. Нет человека, который не нуждался бы в поддержке ближних своих.
Главная же радость Ноя заключалась в Ковчеге, и росла эта радость день ото дня, а вместе с ней крепла надежда на спасение. Нижний ярус уже был закончен, строили средний. Стоило Ною прикрыть глаза и подумать о Ковчеге, как тот являлся ему уже построенным, мерно покачивающимся на водах.
Окончания строительства Ковчега Ной ждал с радостью, надеждой и печалью. Радовался предстоящему спасению и тому, что был избран богом для него. Надеялся на то, что многим удастся спастись вместе с ним. Печалился потому, что грешникам было суждено погибнуть.
Радость, надежда и печаль часто соседствуют друг с другом. Был еще и страх, Ной страшился того, что в Ковчег может войти убийца и тогда потоп не избавит мир от зла.
Какой смысл в гибели множества грешников, если одному из них суждено уцелеть? Потоп – суровая кара, ниспосланная заслуженно, но карать должно всех, без исключения, иначе это уже не кара, а жестокость, которой нет объяснения.
В каждой молитве своей просил Ной Господа вразумить его, но Господь не отвечал. Другой бы, на месте Ноя, счел бы, что у него достаточно ума, и возгордился, но Ной считал, что он вследствие каких-то причин недостоин вразумления свыше.
Если убит твой сосед, а сам ты подозреваешь, что убийство мог совершить твой сын, то кому же в этом разбираться, как не тебе?
Глава 10
Сомнение Эмзары
Бедная моя посуда! Уж и досталось ей вчера! После разговора с мужем я терла-терла ее, терла-терла и все никак не могла остановиться. Когда сердце готово разорваться от боли, надо делать какую-нибудь работу. Какую – неважно, главное – делать, делать так, чтобы в этом мире остались только ты и твоя работа. Тогда боль обидится, что на нее не обращают внимания, и уйдет. Боль обидчива и не может без внимания. Уходит она не сразу, медленно, мелкими-мелкими шажками, но уходит. Если не вспоминать о ней, то она больше не придет, но разве получится не вспоминать? Нет-нет, а вспомнишь, и боль вот она, стоит на пороге и протягивает к тебе руки свои. Приходится снова браться за работу.