Нож Равальяка

Бенцони Жюльетта

А пока нужно было как следует подумать. Подумать и понять. А еще вернуться в Курси, где... Барон слишком хорошо представлял себе, что его там ждет. Ярко освещенный замок — день ведь такой серый! — всюду благоухают цветы. Все, какие были в оранжерее, срезали и расставили по вазам. Разнаряженные слуги и две взволнованные до слез женщины в самых лучших своих нарядах. Он приедет и обратит свет во тьму, счастье — в горе и тревогу. Еще более жестокие и безнадежные, чем до сих пор!

По мере того как барон приближался к замку, в нем все яростнее разгорался гнев. Он и секунды там не останется! Что ему там делать? Проливать слезы, не вылезая из

кресла? Что за глупость! Кто бы ни посягнул на жизнь его сына — пусть даже всемогущий временщик! — он заплатит за это жизнью! Барону хватит пяти минут, чтобы сообщить ужасную новость, и он сразу же отправится на охоту! Что же негодная карета, полная подушек, стоит на месте и не двигается?!

Барон приказал кучеру остановить карету, спешил одного из слуг, вскочил верхом на его лошадь и мигом умчался галопом в сторону замка. Слуга занял место барона в уютной карете, улыбаясь во весь рот, чем страшно разозлил кучера Орельена.

— Никак надумал понежиться на подушках? — сердито спросил он. — Вот и видно, что дурачок! Лучше держись обеими руками за сиденье, а то набьешь себе шишек на голове! Мы никак не можем допустить, чтобы господин барон опередил нас!

Кнут щелкнул, и упряжка понеслась вперед, а Орельен, стоя на ногах, будто греческий возница, подбадривал лошадей громкими криками. Карету трясло и качало, словно лодку в бурных водах. Возле кареты скакали только двое верховых, остальные умчались за бароном.

В Курси барон примчался на четверть часа раньше кареты и, соскочив с лошади, увидел, что замок наполнен темнотой. Он был настолько удивлен, что чуть было не упал, споткнувшись на крыльце. Барон вошел в просторный вестибюль и удивился еще больше: ни свечей, ни цветов, ни разнаряженных слуг. Тихо, полутьма, и в дальнем углу, сбившись в тесный кружок, о чем-то шепчется прислуга.

— Что случилось? — закричал он. — Говорите, что здесь происходит?

Еще не смолкло эхо от его крика, как, едва не плача, к нему подбежала сестра и приникла к его груди.

— Лори! — всхлипнула она. — Лори ушла!

Барон крепко взял Клариссу за плечи и отстранил от себя, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Ушла? Что значит ушла?

— Ушла, конечно, не по своей воле. Вернее было бы сказать, что не ушла, а ее похитили.

— Кто похитил? Каким образом?

— Кто? Мы по-прежнему не знаем кто! — внезапно приходя в ярость, возвысила голос Кларисса. — Каким образом? Прочитайте это письмо, и поймете! Где Тома?

— Его тоже похитили. Снова увез якобы де Витри. Негодяй назвался моим племянником и его лучшим другом. Наш мальчик последовал за мерзавцем с полной доверчивостью, потому что в его памяти не запечатлено ни одного лица. Дайте мне письмо и пойдемте отсюда. Не стоит стоять на сквозняке, а вам нужно прийти в себя.

— Сейчас речь не обо мне, читайте скорее письмо!

— Опять проклятый кинжал! Гром и молния! Да это же целый заговор!

И барон принялся читать письмо вслух: «Ты не пожелала меня послушаться, и теперь тебя ждет наказание! Если хочешь увидеть живым жалкое ничтожество, в которое превратился твой муж, ты должна точно выполнить все мои указания. Выйди из замка одна, будто собираешься прогуляться пешком. Дойди до опушки леса и углубись в него. Если кто-то посмеет следовать за тобой, он немедленно будет убит. Любой, кто окажется позади тебя, поплатится своей жизнью. Нас много, и мы стреляем без промаха. Ты углубишься в лес и будешь там ждать. Любое твое неповиновение или неповиновение

кого-то из слуг замка повлечет за собой смерть Тома. Смерть придет к нему мучительным путем, и он будет молить, чтобы она пришла побыстрее. Поспеши! Я даю тебе четверть часа на то, чтобы ты вышла на дорожку к пруду. Как мне приятны эти минуты, когда ты двинешься навстречу своей судьбе! Но еще приятнее будут те, когда ты, по своей собственной воле, отдашься мне в руки».

Голос барона, по мере того, как он читал, становился все тише и тише. Он глотал слова, и в конце концов слышно стало лишь невнятное ворчанье, которое завершилось громоподобным проклятьем:

— Клянусь всеми чертями ада, что сдеру с негодяя шкуру! И не с мертвого, а с живого! Сколько времени прошло, как ушла Лори?

— Приблизительно час, я думаю. Что вы собираетесь делать?

— Искать убийцу! А для начала хотелось бы расспросить красавчика-монсеньора, который так подло предал моего сына!

— Епископа Люсонского? Вы с ума сошли! — вскричала Кларисса. — Откуда только такая мысль могла прийти к вам в голову?

— Не знаю, откуда, но я подумал именно об этом. Он один, кроме слуг замка де Курси и нас, знал, где находится Тома. И вот вам результат.

— Но для чего ему было затевать все это?

— Чтобы порадовать своего дорогого Кончини. Король, королева, все придворные сейчас направляются в сторону Испании. Он сейчас господин Парижа.

— Флорентиец и его жена уехали вместе с королевским поездом.

— Я бы очень удивился этому. Любовник Марии де Медичи на свадьбе ее сына? Испанцы не одобрили бы такой вольности.

— Говорят, что Кончини давным-давно на службе у испанцев.

— Тем более ему там нечего делать! А его жену, как вы знаете, черти мучают какими-то приступами! Нет, я уверен, что он остался в Париже, и его дорогой епископ вместе с ним.

— Но зачем Кончини Тома?

— Он подарит его голову королеве, которая его ненавидит за верную службу Генриху, а сам тем временем воспользуется беспомощностью Лори! Он не случайно приезжал к нам с визитами! Нельзя медлить ни секунды! Позовите мне Флажи и прикажите оседлать свежих лошадей.

— Флажи нет в замке. Когда Лоренца отправилась к своим палачам, я приказала ему и еще нескольким слугам выбраться через подземный ход. Может быть, ему удастся что-нибудь заметить... Хоть какой-нибудь след... Вы же знаете, он отличный охотник.

Барон Губерт смотрел на сестру, будто видел ее впервые.

— Клянусь честью, вы иногда поражаете меня своей гениальностью, Кларисса.

— Я ваша сестра, Губерт. Как только случилась беда, я сразу начала действовать.

— Но им же нужны лошади.

— Их всего трое. Им хватит лошадей с фермы.

Завернувшись в плотный плащ, надежно защищавший ее от дождя, Лоренца неторопливо шла вдоль пруда, удивляясь собственному спокойствию. По натуре она не была трусихой, и если сейчас и боялась, то только за Тома, который мог быть болен гораздо серьезнее, чем ей сказали, и которого их тайный враг собирался мучить. Им обоим предстояло тяжкое испытание, но оно не будет длиться вечно. Как только умрет Тома, она тоже расстанется с жизнью. Через несколько часов все будет кончено, и, быть может, умрет и тот, кого она привыкла называть «враг без лица». В складках своего платья она чувствовала успокоительную тяжесть кинжала и прекрасно помнила, как остры обе стороны его клинка. Красавец-кинжал был орудием мести, ключом к вечной жизни и залогом ее спокойствия.