Нож сновидений
Шрифт:
Он как раз стоял возле одного из окон, где стоял с тех самых пор, как началось нападение, и теперь, судя по всему, наблюдал за работой, идущей снаружи. Или, возможно, осматривал результаты побоища, которые покрывали всю землю вокруг усадьбы. Лан стоял так неподвижно, что его можно было принять за статую – высокий мужчина в ладно скроенном темно-зеленом камзоле, его плечи достаточно широки, чтобы талия выглядела стройной, а темные волосы до плеч схватывает кожаный шнурок хадори, на висках заметна седина. Его лицо сурово, но все же он прекрасен. В ее глазах он всегда прекрасен, и пусть остальные говорят, что им вздумается. Только лучше пусть держат свое мнение при себе в ее присутствии. И Кадсуане тоже. Кольцо с безупречным сапфиром холодило правую руку Найнив. Лана скорее переполняет гнев, а не враждебность. Она всегда считала, что это кольцо
– Мне пора возвращаться на улицу и браться за дело, – сказала она, поднимаясь.
– Еще рано, – откликнулся он, не отворачиваясь от окна. Что бы там ни показывало кольцо, глубокий голос Лана прозвучал спокойно. И совершенно непреклонно. – Морейн всегда говорила, что головная боль свидетельствует о том, что она слишком много направляла. А это опасно.
Рука потянулась к косе прежде, чем Найнив успела справиться с собой и опустить руку вниз. Можно подумать, он знает об этом больше нее! Ну разве что иногда он оказывается прав. Двадцать лет, прожитых в качестве Стража Морейн, научил Лана всему, что мужчина может узнать о саидар.
– Голова прошла. Я в порядке.
– Не раздражайся, милая. До сумерек осталось всего лишь пару часов. Большую часть работы все равно отложат на завтра. – Пальцы его левой руки сжались на эфесе меча, потом разжались и снова сжались. Только рука и двигалась.
Айз Седай поджала губы. Она раздражается? Найнив яростно расправила юбку. Она вовсе не раздражается! Лан редко пользовался своим право руководить ею наедине – да будь проклят Морской Народ, придумавший такое правило! – но когда пользовался, то спорить с ним было невозможно. Конечно, она все равно может уйти. Он не станет удерживать ее силой. Найнив была в этом уверена. Абсолютно уверена. Просто она не собирается никоим образом нарушать их брачные клятвы. Даже когда так хочется пнуть любимого мужа в голень.
Пнув вместо этого юбку, она подошла к Лану; ее ладонь скользнула ему под локоть. Его руки на ощупь были твердыми, словно камень. Точнее, твердыми были мышцы – что очень даже чудесно, – но они были напряжены, словно Лан поднимал огромную тяжесть. Свет, как бы ей хотелось, чтобы их связывали узы, чтобы она сейчас могла понять, что же его так беспокоит. Ох, доберется она до Мирелле… Нет, лучше не думать об этой потаскушке! Эти Зеленые! Им просто нельзя доверять мужчин!
Снаружи, невдалеке от дома Найнив увидела пару Аша’манов, одетых в черное, и связанных с ними узами Сестер. Она старалась избегать их компании, насколько это было возможно, – Аша’манов по очевидной причине, а Сестер, поскольку они поддерживали Элайду? – И все же невозможно постоянно находиться с людьми в одном особняке, пусть даже в таком огромном и беспорядочном, как усадьба Алгарина, и не начать узнавать всех в лицо. Кайриэнец Арел Малевин в плечах казался шире, чем на самом деле, потому что ростом едва доходил Лану до груди. Тайренец Донало Сандомер, с выстриженной клинышком и умасленной бородкой, носил в левом ухе серьгу с гранатом, однако у Найнив были сильные сомнения насчет того, что эта морщинистая, грубая кожа может принадлежать дворянину. Малевин привязал к себе узами Айслинг Нун – Зеленую сестру с жестким взглядом, пересыпавшую свою речь такими ругательствами из словаря Порубежья, что даже Лан порой морщился. Найнив пробовала выяснить, что же они означают, но Лан наотрез отказался отвечать. Пленницей Сандомера была Аяко Норсони, миниатюрная Белая, с волнистыми черными волосами до талии, почти такая же смуглая, как доманийка. Она казалась застенчивой, что среди Айз Седай можно считать редкостью. На плечах обеих женщин лежали шали с бахромой. Пленницы почти всегда носили их, словно бросая вызов окружающим. И тем не менее очень даже неплохо ладили со своими мужчинами. Частенько Найнив видела, как они непринужденно беседуют, что едва ли стали бы делать гордые пленницы. И поэтому она подозревала, что Логайн и Габрелле были не единственными, кто делил постель друг с другом, не обременяя себя брачными обетами. Какой стыд!
И тут под окном расцвело пламя: шесть вспышек охватили мертвые тела троллоков перед Малевином и Айслинг, семь – перед Сандомером и Аяко. Найнив даже пришлось прищуриться от ослепительного света. Все равно что посмотреть на тринадцать полуденных солнц, сияющих в безоблачном небе. Аша’маны и Айз Седай находились в соединении. Найнив видела, как движутся потоки саидар – размеренно, словно их силой заставляют двигаться
– Лан, сомневаюсь, что ты находишь это зрелище очень увлекательным. О чем ты думаешь?
– Да так, всякие пустые мысли, – отозвался тот. Рука по-прежнему напоминала камень. Затем снова полыхнули огни.
– Раздели их со мной, – она умудрилась вложить в это просительную интонацию. Лана явно забавляли данные ими клятвы, но он напрочь отказывался следовать малейшим ее указаниям, стоило им очутиться наедине. Но просьбы он всегда исполнял беспрекословно. По большей части. Этот мужчина просто не станет чистить сапоги, до тех пор пока грязь не начнет отслаиваться кусками, если она прикажет ему не следить на полу.
– Ну, они не из приятных, но раз ты так настаиваешь. Мурдаалы и троллоки наводят меня на размышления о Тармон Гай’дон.
– И правда, мысли не из приятных.
Не отводя глаз от окна, Лан кивнул. По его лицу сложно было прочесть хоть что-нибудь, – даже Айз Седай могут поучиться у него скрывать эмоции, – но в голосе проступали гневные нотки:
– Близится Тармон Гай’дон, Найнив, а ал’Тор, судя по всему, завяз в своих танцах с Шончан. Пока мы тут простаиваем, Отродья Тени вполне могут уже двигаться через Запустение, через… – его губы резко сжались. Через Малкир – он едва не произнес это, – через погибший Малкир, его павшую родину. Найнив ни капли не сомневалась, что именно это он и хотел сказать. Лан продолжил так, будто никакой паузы и не было. – Они могут ворваться в Шайнар, заполонить все Порубежье уже на следующей неделе или даже завтра. А ал’Тор продолжает плести свои шуры-муры с Шончан. Он должен отправить кого-то, кто сможет убедить короля Изара и остальных нести дозор в Запустении. Он должен собрать все силы, которые только способен собрать, и перебросить их к Запустению. Последняя Битва состоится там. Там, и у Шайол Гул. Война – там.
Найнив охватила неизбывная печаль, но все же она сумела сдержаться, и ее голос прозвучал ровно:
– Значит, ты должен вернуться, – проговорила она спокойно.
Лан наконец-то повернулся и посмотрел вниз, на нее. В его голубых глазах таился холод. Теперь в них было меньше смерти, чем раньше, в этом не может быть и сомнений, но холод остался.
– Мое место – рядом с тобой, сердце моего сердца. Сейчас и навеки.
Найнив собрала всю свою храбрость и цеплялась за нее так крепко, что это причиняло настоящую физическую боль. Она хотела, чтобы слова выплеснулись быстро, прежде чем ее храбрость растает, но все-таки вынудила себя говорить спокойно и даже размеренно:
– Ты говорил, в Порубежье есть такая поговорка: смерть легче перышка, долг тяжелее горы. Мой долг – быть здесь и следить за тем, чтобы Аливия не убила Ранда. Но тебя я доставлю в Порубежье. Твой долг – там. Хочешь отправиться в Шайнар? Ты упомянул короля Изара и Шайнар. И это недалеко от Малкир.
Лан долго смотрел на нее с высоты своего роста, но потом тихо вздохнул, и напряженность покинула его руку:
– Ты уверена, Найнив? Если уверена, то да, лучше в Шайнар. Во время Троллоковых войн Тень использовала Тарвиново Ущелье для того, чтобы провести армии троллоков, так же как и несколько лет назад, когда мы искали Око Мира. Но только, если ты полностью уверена.
Нет, она не уверена! Ей хотелось расплакаться, закричать ему, что он дурак, что его предназначение быть рядом с нею, а не умирать в бессмысленной личной войне с Тенью. Но она не должна говорить ничего такого. Есть узы, нет их – Найнив отчетливо чувствовала, что Лан разрывается надвое. Разрывается между любовью к ней и своим долгом. Разрывается и истекает кровью, как если бы ему нанесли удар мечом. Она не станет наносить ему новых ран. Она может помочь ему выжить.
– Стала бы я предлагать, если бы не была уверена? – сухо ответила она, сама удивившись, как спокойно это прозвучало. – Я не хочу отсылать тебя прочь, но у тебя свой долг, а у меня – свой.