Нож в спину. История предательства
Шрифт:
Бывшие власовцы после войны утверждали, что союз с Гитлером был уловкой. Главное было с его помощью уничтожить советский режим, а потом избавились бы и от немцев. Иначе говоря, сначала с Гитлером против Сталина, а затем с народом — против Гитлера… Звучит это довольно наивно. Если бы Гитлеру удалось сокрушить советскую армию, то какая же сила смогла бы с ним совладать?
Нацисты были не только антикоммунистами, но и русофобами. Насчет России у нацистов были совершенно ясные планы, которые не предусматривали никакой иной роли для русских националистов. Немцы принимали русских на службу
Гитлер повторял вновь и вновь:
— Я не желаю иметь с русскими ничего общего… Мы заинтересованы в том, чтобы эти русские не слишком сильно размножались; ведь мы намерены добиться того, чтобы в один прекрасный день все эти считавшиеся ранее русскими земли были бы полностью заселены немцами.
Свои планы Гитлер никогда не скрывал. Он говорил об этом открыто и потому раздражался, когда слышал, что какие-то русские националисты претендуют на союз с ним. Он не нуждался в таких союзниках! Вот почему Гитлер не мог понять генерала Власова и других русских, которые желали ему служить и лезли с предложением своих услуг. Фюрер не верил, что русские, зная о планах нацистов в отношении России, могут искренне служить нацистской Германии. Он считал их слабоумными.
Вот еще один интересный вопрос: отчего немалое число русских эмигрантов, причем называвших себя националистами, оказались в годы Второй мировой войны на стороне Гитлера? В отличие от советских пленных перед эмигрантами не стоял этот жестокий выбор: смерть в лагере или служба рейху. Эмигранты, раскиданные по всей Европе, могли продолжать прежнюю жизнь, отказавшись служить и Гитлеру, и Сталину. Тем не менее многие молодые люди летом сорок первого двинулись в Россию в обозе вермахта.
Эмигранты устремились в Россию вслед за наступающими немецкими войсками не для того, чтобы «быть вместе с народом», а для того, чтобы не дать другой силе заполнить вакуум власти, взять эту власть самим. Это одна причина. Была и другая.
Хорошо исследовано увлечение европейской молодежи в предвоенные годы марксизмом. Гораздо меньше известно о том, что в те же годы другая часть молодежи в не меньшей степени увлекалась и национальным социализмом. Слово «фашизм» для многих ушей звучало тогда сладкой музыкой.
Фашизм казался мощным средством восстановления чувства национальной гордости и успешного решения проблем европейских государств двадцатых годов. В фашизме нравилась ненависть к либеральной демократии и капитализму, нравилась идея авторитарного правления с помощью одной правящей партии…
В эмигрантской газете «За Родину» в большой статье «Фашизм и освобождение России» говорилось: «Слово «фашизм» пользуется у нас большой популярностью. Хотя фашизм в своей социальной и политической сущности еще не определился, но только определяется, многие возлагают на него надежды в деле спасения России. Сила идей несомненна. Они часто являются первопричиной действий. И многим фашистские идеи кажутся именно теми идеями, которым суждено уничтожить коммунизм».
Последний российский посол в США Борис Александрович Бахметьев писал послу
Приход Гитлера к власти породил большие ожидания у некоторых русских эмигрантов. Особенно среди бывших военных, которые говорили: вот человек, который нам поможет. Когда немецкие войска в сороковом году вошли в Париж, писатель Дмитрий Сергеевич Мережковский, выступая по радио, восторженно назвал Адольфа Гитлера «новой Жанной д’Арк».
Один из вождей эмиграции писал перед войной: «Пока эмиграция продолжает застарелый спор — монархия или республика, жизнь и современность выдвинули новую форму политического бытия — диктатуру. К ней одинаково пришли и монархическая Италия, и республиканская Германия. Для нас диктатура — не уклончивый ответ боящихся сделать решительный шаг. Диктатура для нас — сильная власть, единственный путь установить твердый порядок».
Твердый порядок, новый порядок… У многих эмигрантов мировоззренческих, идеологических противоречий с немецкими офицерами не было. Напротив, их объединяло некое душевное сродство, и это облегчило союз с Гитлером.
Пакт Сталина с Гитлером в 1939 году возмутил эту часть эмиграции. В редакционной статье газета «За Россию» писала: «Мы приветствовали образование социал-реформаторского лагеря в мире — фашизма. Но он скомпрометировал себя союзом с марксизмом, обнаружив при этом свою идейную незрелость».
22 июня 1941 года Гитлер преодолел свою незрелость, и поклонники фашизма поехали в Россию с командировочными удостоверениями оккупационной администрации. Кто-то из них, вероятно, искренне надеялся, что, разгромив Красную армию, немцы начнут искать национальные русские силы, способные переустроить Россию.
Но надежды не оправдались. Оккупационный режим нуждался только в подручных — те, кто знал немецкий, занимали места переводчиков. Другим доставались места во вспомогательной полиции. Разные люди оказались и в оккупационной администрации, и в рядах Русской освободительной армии генерала Власова. Кто-то, вероятно, верил, что трудится на благо России. Почему же им не приходило в голову, что тот, кто добровольно заключает союз с преступником, принимает его правила игры, действует с ним заодно, сам становится преступником? Говорят, что цель оправдывает средства. Оправдывает ли?
Власову, наверное, удалось облегчить участь миллионов полуголодных пленных и «восточных рабочих», которых привезли в Германию. «Смертность в лагерях резко понизилась, и начиная с 1943 года попавшие в плен имели шансы остаться в живых», — пишет один из соратников генерала. Но какой ценой? В обмен Власов согласился воевать против собственного народа.
Возможно, генерал Власов и в самом деле считал себя спасителем России, но он принимал идеологию и практику нацистского государства. Ему не претил фашизм, преступления нацистов. Он не возражал против массовых расстрелов, против ограбления России, против всего, что творилось на оккупированных территориях. Он разделял некоторые идеи национального социализма.