НП-2 (2007 г.)
Шрифт:
Просто мне очень долго было очень больно от взаимонепонимания с Ирой-Имярек. Я думал всё, почему, почему же так происходит. Почему? Почему? Ведь как, де, сначала было всё хорошо. Но на самом деле это не совсем правда… кое-что вспомнил.
Вернёмся для начала к зиме 1995-го года. Тогда жив был ещё «Другой оркестр» (http://www.raz-dva-tri.com/do.htm
). И, конечно, это был не столько музыкальный коллектив, сколько религиозно-философская школа. И лишь в последнюю очередь важно тут то, что, скажем, наш басист Вова (будущий муж бывшей своей жены Тёмны-младшей, роман с которой начался у него с того, что она, дурочка, стала его ученицей по бас-гитаре) откровенно позиционировал себя как, извиняюсь за выражение, сатаниста; Серёжа всегда стремился к тому, чтобы быть «серым кардиналом» и, в общем-то,
Короче глаголя prazdniki.
doc), дело всё не в этом, а в том, что просто (вообще всё просто, как вы уже знаете J) Другой Оркестр являл собой достаточно благоприятное поле для делания всяко-разных выводов и принятия стратегически важных решений, каковые, конечно же, будучи лидером этого коллектива (и умным и начитанным мальчиком J) должен был принимать я. Но дело и не в этом. Да и вообще, дело не в делах.
Просто с раннего детства мне всегда хотелось что-нибудь изобрести и желательно не-велосипед. (Тогда я был ещё юн, и не знал, что ничего кроме велосипеда изобрести невозможно. То есть, что бы ты ни изобрёл, это всё равно, так или иначе, будет велосипед. Следовательно, изобрёл его не ты J.)
Уже в четыре года я часами искал какой-нибудь максимально лёгкий предмет, включая выпавшие из расчёски мамины волосы, а то и вовсе мельчайшие пылинки, с одной предельно простой целью: найти что-то, что рано или поздно не падало бы на землю! Короче говоря, просто я всегда знал, что нечто самое главное в этом мудовом мире должен «изобрести» и «изобрету» именно я, и… «я» это изобрёл...
«Изобретение» оказалось парадоксальным. Я просто понял две вещи на тонком уровне: что никакого моего«я» не существует в принципе, и что моё «я» – не моё.
Когда я это «изобрёл», всему миру стало кристально ясно, что то, что я изобрёл велосипед, совершенно не имеет никакого значения, потому что я его всё-таки изобрёл, хоть, в известном смысле, он был изобретён ещё в момент Большого Взрыва.
Я просто понял, что все мы – одно и то же лицо.
А те, кто этого не понимают – либо это ещё поймут, либо будут… аннигилированы, что, впрочем, ничего для них не изменит, аннигиляция их, потому что они и я, которого нет – одного и то же лицо.
Зачем же, спрашивается, тогда их аннигилировать в случае неиспользования ими трёх шансов на исправление/понимание?
Что тут скажешь? Сама постановка подобного вопроса изобличает в задавшем его человека, непонявшего того, что он только что прочитал. Я ли задал этот вопрос? Кто меня об этом спросил?
А так-то всё просто.
Ещё к девятому классу, готовясь изначально, по своей дурости, на классическое отделение филфака (для тех, кто не в курсе – Древние Греция и Рим и, соответственно, греческий и латинский языки) я понял, что основным конфликтом в литературе (тогда я, по понятным причинам, мерил всё литературой, а не личным опытом, которого тогда попросту не имел) является конфликт между внутренним миром и внешним. Вот и всё. То есть любой из встречающихся в жизни конфликтов является лишь частным случаем проявления того самого единственного конфликта; в том числе, конфликта классического немецкого романтизма. Как я расшифровываю это сегодня, конфликта между тем, что о себе думаешь ты сам и тем, что думают о тебе другие . Или, если угодно, конфликт между тем, что видишь ты и тем, что видят др у гие . А если уж совсем
А ещё я просто думал, что Ира делает мне очень больно не специально, а потому, что, возможно, неверно истолковывает мои слова и поступки, а я, в свою очередь, возможно, неверно истолковываю её. И казалось мне, что если бы мы действительно были с ней Одним, то у нас не возникало бы поводов для причинения боли друг другу – ни осознанно, ни, тем более, по недоразумениям, коих так много при несовершенстве тех информационных каналов, которыми мы вынуждены пользоваться в так называемой реальной жизни.
Ведь действительно, как это мало! Какие-то несчастные звуки, слова, краски, прикосновения, запахи!
Да, мы слышим фразы друг друга, но мы не можем знать предыстории любой из звучащих фраз, кроме тех, что произносим мы сами. А эта самая предыстория любой, даже самой простой, фразы даже в сугубо бытовой лексике очень важна. Более того, именно она и важна.
Без знания предыстории любой из звучащих фраз, начиная с самого момента рождения того, кто её сейчас произносит, можно сразу оставить надежду на то, что мы понимаем то, что нам в действительности говорят, и, уж конечно, оставить надежду на то, что кто-либо поймёт то, что говорим мы.
И ведь это только слова! Что тут скажешь об остальном?
Например, о чувствах.
Например, о любви…
XV.
Короче говоря, ночь на 2-е июня 2000-го года, стала для нас с Элоун временем X.
Это была ночь, когда по всем законам жанра (а жанр у нас всех один – мудовая жизнь человеков) я должен был с ней переспать, но… мы с ней не сделали этого. Не сделали, несмотря на то, что сколь ни было это всё фантастично, в этой чужой стране, после нескольких дней знакомства и обоюдного острого желания, сама возможность сделать это физически была предоставлена Высшими Силами, соответственно, на высшем уровне. Нет. Мы этого не сделали.
Вместо этого мы сидели с ней друг против друга и, как в хорошем сентименталистском романе, глаза наши были полны слёз. Не знаю, к счастью ли или же, к сожалению, но совершенно в буквальном смысле.
Лишь один раз в жизни у меня был столь глубокий контакт с Женщиной (как видите, секс тут не причём). И было это с Ирой-Имярек на многократно воспетом мною озерце в подмосковном городе Зеленограде.
Было уже темно, и мы сидели у самой воды; Имярек сидела у меня на коленях, и мы считали с ней самолёты, взлетающие или идущие на посадку в «Шереметьево-2». И было не то, чтобы чувство, а абсолютная уверенность, что вся мистерия жизни, вся человеческая история, имели место лишь затем, чтобы, в ходе отработки всего комплекса всяких сложных взаимосвязей всего и вся, всё пришло к той минуте, когда некто «Я» и некто «Она» (именно так, а вовсе не пресловутое «я» и «оно» (смайлик делает лужу)) поняли, что всё в мире было лишь для того, чтобы… они это поняли; точнее сказать, постигли, ибо тут разница.
Безусловно такое происходит время от времени с разными мужчинами и женщинами, но с кем бы из них это не происходило, это происходит всегда между одними и теми же сверхсущностными «Ним» и одной и той же сверхсущностной «Ней», и смеяться над этим могут лишь те, кому по тем или иным причинам не дано этого ни испытать ни постичь. Во всяком случае, в этой жизни.
В моей жизни это случалось дважды. Один раз с Имярек, второй раз – с Элоун. Да, в моём случае бомба попала в одну и ту же воронку дважды, что само по себе уже, мягко говоря, удивительно. Разница была в том, что в первом случае после этого, так называемого и, кстати, им и являющегося, максимального контакта мы всё-таки пошли к Имярек и, как поётся в песнях, любили друг друга до самого утра. Утром мы попили кофе, выкурили по сигарете и опять принялись друг друга любить.