НП-2 (2007 г.)
Шрифт:
Когда же бомба упала в ту же воронку вторично, Взрыва не последовало. Мне было предоставлено право выбора, извлечь или не извлечь взрыватель.
Нет, я любил в ту ночь именно Элоун, а не Иру (и, к стыду своему, не Тёмну), и моё сердцебиение входило в резонанс с сердцебиением именно Элоун, а не Иры, о которой я не знаю ничего, кстати, уже лет шесть, но… я любил её так же; так же любил её именно я; она любила меня так же, как Имярек (вы спросите, а откуда я это знаю. Оу-оу, да я вообще много чего знаю J) – словом, это был тот же день, что и в далёком сентябре 1995-го, хоть формально он и был обозначен как 2-е июня 2000-го. Это был один и тот же день в Жизни Мира… повторившийся
И, конечно, то, что это случилось дважды конкретно со мной – всего лишь несущественная деталь. Дело совсем не в человеке по имени Макс и не в женщинах по имени Имярек и Элоун. Дело в Сверхсущностях. И смеяться над этим может лишь тот, кому не дано этого постичь. Запомните это.
Мы не сделали этого из каких-то высших, конечно, на тот момент соображений, и она поняла меня адекватно, потому что, по сути, не сделал этого я.
Просто поняв, что право выбора есть именно у меня, а не у неё, я взял на себя ответственность не сделать того, что хотели мы оба, поскольку обоим нам было ясно, что это не адюльтер и, как иногда смеют говорить, «для здоровья», то есть от нехуй делать J.
Да, конечно, в течение последующих лет я множество раз возвращался мысленно к той ночи, и всякий раз эта ситуация виделась мне немного по-разному, но я точно знаю, как знал это я и тогда, исти н ным взглядом на ту историю был тот, каким я смотрел на это в тот самый момент, когда это непосредственно происходило. И это было взаимно.
Да, так бывает редко и, понимаю, многим представить себе это трудно, но… большинство мужчин и женщин, воспринимающих себя как людей, на самом деле, не являются ими. Ни ко мне, ни к Элоун, ни к Имярек это отношения не имеет. И я знал в тот момент, что это важнейшая точка в моей биографии. Вторая важнейшая точка. Первая была с Имярек. Но… было одно отличие.
В первый раз, с Ирой, у меня не было выбора… Потому что… просто я тогда не был тем, кем стал к моменту знакомства с Элоун.
И я сделал выбор. То есть не сделал его. Как угодно. Она меня поняла. Я это знаю точно.
В обратном самолёте мы сидели рядом, стараясь не поворачиваться друг к другу, потому что когда наши глаза встречались, они сразу взаимно наполнялись слезами. Говорю же, хороший сентименталистский роман. Смеётся над этим лишь тот, кому не дано этого постичь. Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево, как говорится. Порою рассказывают, что это сказала Цветаева, которую, кстати, так любит Элоун.
Она мне сказала в самолёте, что хочет, чтобы я знал, что она ещё не встречала мужчины сильнее, чем я. Спасибо, Элоун… Любимая моя… И это стало моим знаменем на многие годы.
Её фразу, сказанную мне тогда, когда она оступилась на пригородном гренландском вокзале, когда я не поддержал её «конечно. Ты предпочитаешь просто уклониться» я вспомнил всерьёз только сейчас, в последние дни, когда начал описывать наше знакомство с ней в этом романе. Однако я думаю, что речь не идёт о её пророчестве, а идёт о том, что тогда, спустя всего несколько дней после той фразы, в ночь на 2-е июня 2000-го, она действительно поняла, почему я так поступил и поняла, что я прав. Во всяком случае, фраза, сказанная ею мне в самолёте стала итоговой.
В аэропорт «Шереметьево-2» (взлетающие откуда самолёты мы считали в сентябре 1995-го с Имярек) её муж, обещавший встретить её, опоздал.
Скорее всего, в одном их тех самолётов (думаю, в последнем по счёту), что считали мы тогда с Ирой, летели Элоун и я…
XVI.
Если
)
Спрашивать меня нужно, чтобы не возникало потом между нами расхо ж дений во мнениях (Коран forever!). А то скажете, мол, потом, что я чего-то, де, от вас утаил; чего-то вам не говорил; чего-то, чего, по вашему мнению, и предположить было нельзя или нельзя было от меня ожидать. По вашему мнению – нельзя, по моему – можно. Поэтому и говорю вам простым и ясным языком, непонятно что – спрашивайте. Чтобы не было потом бессмысленных и гнилых разговоров о том, что кого-то там я о чём-то не предупредил. Я, извините, всех предупредил. Обо всём. Если что-то неясно, переспросите. Пока ещё не поздно, хоть время и наступило. (Смайлик-девочка играет в «резиночку».)
Спросите меня ясно и коротко, уж не считаю ли я новым мессией себя. И я отвечу вам честно и искренне – да, считаю. С самого детства. И знаю это наверняка. (Где-то лет с тридцати.)
Спросите меня ясно и коротко, в чём же Истина? И я отвечу, во Мне.
Спросите, так кто же я? Любой из вас, отвечу я честно и искренне.
Так всё так просто, может кто-то из вас спросить. Но разве я говорил, что это просто?.. J
Но ведь такое может считать о себе всякий, скажете вы. Да, может, отвечу я, только что-то больше никто не считает, кроме, пожалуй, ещё одного человека, с которым мы, в сущности, составляем Одно… Да и потом, считать – одно, знать – другое.
XVII.
И недолго думая (то есть, на самом деле, подумав более чем как следует J), я решил привезти Тёмне в качестве сувенира из Гренландии прыгалки. Да-да, не смейтесь, самые обыкновенные заграничные прыгалки. Мне действительно очень ясно представлялось, как она прыгает себе через эту кислотного цвета резиночку, и с каждым прыжком её внутренняя боль утихает. Такой был период. В тот период. Очень это замечательно увязывалось всё в одну цепь: «Крестовый поход детей», «Анатомия человеческой деструктивности» и… прыгалки.
Я приехал из аэропорта «Шереметьево-2» домой с чёткой мыслью, что, пожалуй, никуда не поеду сегодня, ни к какой Тёмне; лягу спать и буду тихо грустить об Элоун, которая, де, никогда не станет моей. Но… не тут-то, разумеется, было.
Не успел я войти в квартиру, как выяснилось, что Тёмна, знавшая, что я прилетаю сегодня, звонила мне уже дважды. Короче, я пообедал и всё-таки к ней поехал, не забыв прихватить с собой прыгалки.
Там, у неё на кухне, ближе уже часам к двум-трём ночи, я неожиданно и выложил ей всю эту постигшую меня в Гренландии историю в режиме долгого лирического монолога в чуть замедленном темпе речи.
Тёмна, как и многие сильные женщины, любит, чтоб её покоряли в самых разных смыслах этого слова. Не знаю, впрочем, так ли это на сегодняшний день, но, думаю, что такие вещи с течением времени всерьёз не меняются. Во всяком случае, в тот день это у меня получилось.
Раньше просто я всё никак не мог внутренне смириться с тем, что всё так тупо. По прилёту же из Гренландии я начал сомневаться, а не так ли это всё на самом деле; то есть, а может всё-таки всё действительно тупо. И я начал именно что тупо последовательно проверять, тупо всё-таки всё или не тупо, и, как это ни грустно, худшие мои опасения подтвердились целой серией проведённых мною осознанных экспериментов.