Ну, здравствуй, муж!
Шрифт:
— Я помогу. Давайте договоримся, если я скошу глаза, значит, перед вами плохой человек, а если…
— Косить глазами не надо, — мягко остановил ее Гердих. — Завтра вместо вас во дворец отправлюсь я.
— А как же… — госпожа Сэс не успела договорить, в изумлении открыв рот. Перед ней сидела она сама. Сначала у Цессира глаза поменяли цвет с карего на голубой, потом разом посветлели волосы и выросли до нужной длины. Остальные изменения произошли настолько стремительно, что уследить за ними было невозможно.
— Вот так, — улыбнулся Гердих ее губами.
— Неужели я так постарела? — Сесилия
— Вы давно не видели себя в зеркале?
Она не ответила, прижала руку к губам. На глаза навернулись слезы.
Гердих быстро вернул себе свое лицо.
— Сесилия. Не надо. Вы красивая женщина.
Она плакала, а Цессир не знал, что делать. Поднялся сам, поднял ее, привлек к себе. Позволил плакать в плечо и осторожно гладил по спине.
У нее слишком давно не было мужчины.
Сесилия не заметила, как начала целовать гостя. Сначала в шею. Потом цепочка поцелуев довела до небритого подбородка. После заставила наклониться и приникла к губам. Отчаянно, жадно. Легкий халат соскользнул с его тела. Крепкого, будто свитого из канатов, пахнущего мужчиной.
— Где кровать? — спросил Гердих. Она слегка повернула голову, показывая направление.
Ее никогда не носили на руках. Брак с Крастом был договорным. Общая кровать лишь для того, чтобы зачать первенца. Быстро, без предварительных ласк и поцелуев. С Хаюрбом оказалась в постели чуть ли не насильно. В гареме шептались, что он умелый любовник, но, видимо, не для нее, рабыни. Она как племенная корова подставила свое чрево, и его наполнили. Потом извлекли дитя и отослали.
Сесилия укусила свою ладонь, чтобы соседи не прибежали на крик.
— Что это было? — спросила она, когда сладостные конвульсии закончились.
— Оргазм, — Гердих, отвалившись, бездумно смотрел в потолок. — Ты до этого никогда…
Сесилия покрутила головой.
— Обращайся.
— Ты не женат?
Небольшая заминка, сердце госпожи Сэс замерло. Ответ почему-то показался болезненным.
— Женат.
«Наверно, не любит, как и все мы, агридцы».
И зачем спросила?
— Договорной брак? Без любви?
— С любовью, — врать не стал. Повернулся на бок, вздохнул. — В моей семье все сложно. Я совершил ошибку, она не простила.
— Разлюбил?
Гердих немного подумал.
— Нет. Но это ничего не меняет.
— Прости. Я повела себя глупо, — Сесилия натянула простыню до шеи, сжалась. Захотелось убежать. Он не позволил, притянул к себе. Легко поцеловал в лоб.
— Иногда делать глупости полезно.
Они проговорили до утра.
Глава 45. Агридцы в Хаюрбате
— Сесилия! Ты куда так спешишь?
Гердих замедлил шаг и изобразил на лице милую улыбку. Быстро поднял в памяти все, что знал об этом человеке: бритая голова, немалый рост, непропорциональное телосложение — верхняя часть туловища гораздо мощнее нижней, отчего кажется, что руки у Казима-палача чуть ли не ниже колен. Он шел вперевалку и казался медведем, вставшим на задние лапы.
— А, Казим-даг! — госпожа Сэс поклонилась, придерживая
— Подожди, мне с тобой по пути, — палач перекинул с плеча на плечо объемную суму. Звякнули склянки, и пахнуло теми самыми мазями, которыми Гердиху обрабатывали раны.
— Кто-то заболел? — в голосе Сесилии сквозила неподдельная тревога.
— Я слышал, — Казим понизил голос, — Хаюрб сам не здоров, но причина его немощи скрывается. Старик Салафай хоть и пользуется моими отварами, близко не подпустит к благословенному телу повелителя. А вот до пса, которого король притащил с собой из Агрида, дотрагиваться брезгует. «Позовите Казима, ему все-равно с какой падалью возиться!» — передразнил врачевателя палач. В его голосе звучала давняя обида.
— Что за пес?
— Странный какой-то. На шее Ярмо, а глаза так и полыхают неповиновением. Я бы даже подумал, что он тоже оборотень, уж больно взгляд разумен, но нет. Нам долго во второй ипостаси пребывать нельзя, иначе назад не вернуться, а этот, считай, вторые сутки в собачьей шкуре. Оборотень давно перекинулся бы. И зачем он нужен Хаюрбу? Отродясь во дворце собак не держали.
Под крышей веранды, куда вступили палач и мастерица, будто приветствуя, запела в золотой клетке птица Кермет. Казим поднял голову, сунул два пальца в рот и громко свистнул. Птица-невольница в испуге налетела грудью на решетку, заколошматила по ней крыльями. Вниз посыпались перья.
— Зачем ты так? Жалко ее.
Казим собрал невзрачные на вид перья, сунул в заранее приготовленный мешочек.
— Толстухе Зу настойку сделаю. Для горла. Жаловалась ночью, что голос садится. Да я и сам почувствовал, когда она подо мной хрипела. Пришлось пообещать, — он хитро подмигнул.
Гердих не знал, как среагировала бы на грязный намек Сесилия, поэтому увел разговор в сторону:
— А мази зачем несешь?
— Подрали пса маленько. В наших песках, сама знаешь, любая рана смертельной за сутки делается.
— Казим-даг, а можно мне на пса посмотреть?
— Скучаешь, небось, по Агриду? — палач скосил глаза на Сесилию.
— Даже перелетная птица с той стороны как весточка с родины.
— Тогда на, неси, — сума перекочевала на плечо мастерицы. Она как-то не по-женски крякнула, когда ее скособочило под тяжестью ноши.
— Что у тебя там? Топор?
— Ножи. Я палач, и мой инструмент всегда должен быть при мне. За это Хаюрб и ценит. Кто думал, что я ночью понадоблюсь? Сижу, псу шкуру зашиваю, повелитель рядом стоит, смотрит. Вбежала старшая жена, плачет, что младшая его подарок — какое-то редкое эльфийское ожерелье, чтобы досадить топором порубила. Приволокли несчастную. Та сначала отпиралась, а потом такой ненавистью от нее полыхнуло. Сразу стало понятно, что зависть всему виной. Хаюрб Зулию за руку взял, на мраморном столе ладонь распластал, сам за запястье держит, а мне говорит: «Руби пальцы!». Она заверещала. Мол, негоже кадийскую принцессу будто базарную воровку наказывать.