Ну, здравствуй, перестройка!
Шрифт:
— Найдём, если она в списках делегатов, — серьёзно пообещал Саныч и бережно взял мёд.
Мне сразу выделили транспорт до гостиницы, и сопровождающего, хотя изначально я собирался добираться туда сам, да и рано же ещё.
«Волга», черная, со встроенной магнитолой внутри, в которой безудержно радовался жизни «Маяк», как бы не личная машина моего благодетеля, по малолюдным и украшенным к фестивалю нарядным улицам довезла меня быстро.
— Помочь сумки донести? — впервые открыл рот водила, крепыш под два метра ростом лет тридцати.
— Да без толку туда
— Ничего не рано, там номер — бронь, точно пустой, — Сказал крепыш, и, не оглядываясь, отправился в фойе.
— Это со мной, — сказал он швейцару, стоящему по стойке смирно, и тот только взглядом проводил нас.
«Надо же, какая хватка у швейцара, понимает, у кого надо спрашивать документы, а у кого нет», — восхитился я.
— Номер на Штыбу готов? — без прелюдий спросил парень у тетки, сидящей за стойкой с табличкой «мест нет».
— Конечно, и новый, и старый. Вам какой? — удивила меня работница гостиницы, нервно перебирая бумажки.
Глава 39
Глава 39
— Только новый дороже заметно, — сказала портье, наконец найдя нужный документ.
— Деньги у меня есть, — сказал я, уже поняв, что к чему.
Заполнив анкету и попрощавшись с сопровождающим, иду на свой второй этаж в номер двести два. Опять двести два! Как и номер кабинета, где пропуска выдавали и путёвки. Денег отдал за номер тридцать рублей за сутки, хоть сутки начинаются с двенадцати, а есть понятие — раннее заселение, вот за это отдал ещё десятку. Короче, двадцать рублей — это цена двухкомнатного номера в гостинице «высшего класса А» за сутки. Одноместный первой категории стоит пять пятьдесят всего, это я прочитал на стенде, пока меня оформляли. Прейскурант совсем новый с первого апреля восемьдесят четвертого года действует.
Выеду отсюда рано утром и сразу на ВДНХ отправлюсь.
В номере полный фарш из всевозможных удобств: телевизор, холодильник, трехпрограммный громкоговоритель. В санузле, кроме унитаза, ванна и биде! Воду проверил — есть горячая. Спальня и зал. В зале мягкая мебель почти новая. В спальне на стене над большой двухместной кроватью три светильника ажурных. Чистенько. Нравится мне тут, хоть и двадцать рублей за сутки,… однако!
Начал раскладывать вещи, а в шкафу чужая сумка! Чёрт! Неужели мне не тот номер дали, и он уже занят? Можно позвонить, телефон в наличии, или спуститься? Пройдусь. Кстати, несмотря на то, что в гостинице было всего четыре этажа, тут имелся лифт.
— Молодой, а наглый, деревенщина! — застал я кусочек разговора теток на стойке, возможно, и обо мне даже.
— Дамы, у меня в номере чужие вещи! — сухо информирую я.
— Ишь, какой… дамы…, — фыркнула одна из теток. — Пусть постоят, место много не занимают.
— Кто у вас тут старшая? — нахмурился я, так как чужие вещи мне совсем не уперлись.
Мало ли что там, в чемодане, а сейчас во время фестиваля полно
— Что тебе ещё? — неприязненно спросила вторая, которая меня и селила.
Сопровождающий мой уехал, и они сразу осмелели. Вздыхаю и иду к телефону-автомату, решил звонить в милицию, поучить хамок жизни. Хлопаю по карманам в поисках двух копеек, а потом вспоминаю, что «ноль два» без монеты.
— Алло! Милиция? Я живу в гостинице «Советская», номер двести два, мне кто-то подкинул чужой чемодан в номер! Как фамилия? Моя? Штыба Анатолий. Нет, на стойке ничего делать не хотят, и старшего по смене не зовут.
Чья-то волосатая клешня нажимает на отбой, а её обладатель, мужик лет сорока с помятым, но волевым лицом, бесцветным голосом произносит:
— Что за сумка? Сейчас разберёмся!
— Да я не звонил никуда, просто пошутил, напугать хотел, — признаюсь я. — А вы из КГБ?
— Тихо ты! Откуда надо я, — в голосе мужика появилась эмоция.
А всё потому, что при моём слове «КГБ» от нас шарахнулась проходящая мимо парочка девушек, по виду азиатки. Наверняка, гости фестиваля, живущие тут же, в гостинице.
— Вера Игоревна где? Что за бардак? — обратился он к опупевшим от моей наглости тёткам.
— Сейчас приглашу, — тихо пролепетала одна.
Против ожидания обе мадам потеряли свой напор и наглость за одну секунду и не из-за звонка в милицию, а из-за этого дяди. Ситуация разрешилась за минуту. Вера Игоревна, стройная невысокая женщина лет тридцати, влетела воробышком в фойе и, услышав проблему, шепнула что-то тетке на стойке.
— Прошу прощения, молодой человек, сейчас всё исправим, — прочирикала она.
— И объяснительные напишите, — буркнул мужик.
— И мне? — пошутил я.
Ответа, конечно, не было, хотя в глазах мужика блеснула заинтересованность. Всё просто оказалось — забронированный номер был сдан кому-то. Ничего, поселят его в другой, например, в двухместный на мою забронированную койку.
Душ, потом притулился поспать, проснулся уже после обеда. Сидеть в номере скучно, собираюсь погулять, ещё бы костюм не забыть погладить. Заглянул в холодильник — там пусто, тоже мне номер высшей категории. Или прежний жилец всё схомячил?
— Экскьюзми, — услышал я голос молодого чернокожего парня, выходящего из двести первого номера.
Этот номер, судя по информации на стенде внизу гостиницы, был вообще трехкомнатный.
На плохом английском он спросил у меня, где можно купить вино и фрукты здесь в Москве.
— Вам — везде! — пошутил я и признался что сам я неместный.
Я уверен, сейчас в магазинах полно продуктов, ведь пыль в глаза пускать мы умеем со времен «потемкинских деревень», а то и раньше. Короче, взял я над Бобом шефство. Представился американцем, между прочим. На выходе тот притормозил, разглядывая красочный плакат в фойе гостиницы.
«Мир дружба солидарность», это по-русски и PAIX и PAZ на иностранном. На картинке изображён стоящий негр, сильно похожий на Боба, с вытянутой в приветствии рукой.