Нуар
Шрифт:
– О, да! Сходим, распугаем буржуйчиков. Продемонстрируем им русский чертогон, помноженный на тевтонскую ярость… Родион, сам я приезжать больше не смогу. Пакеты буду пересылать дипломатической почтой прямо в здешнюю нашу миссию. Это очень быстро, самолеты летают почти каждый день, да. Проблема в том, кто тебе их будет передавать.
Задумался, вновь достал портсигар, щелкнул ногтями по серебряной крышке. Достал папиросу, закурил.
– Есть один майор. Нацист, карьерист, сволочь и дурак. Это, как ты понимаешь, достоинства, да. Я ему прикажу от имени моего начальства, и он не посмеет отказать. Недостаток: патологический стукач.
Я на всякий случай провел ладонью по помянутому лицу, ткнул пальцем в кончик носа. И в самом деле!.. А если к Липке присмотреться?
– Говоришь, карьерист? А какая карьера может быть у немецкого офицера в Касабланке?
– Для фронтовика – никакая. Для разведчика тоже, ничего тут интересного нет. А вот для тыловой шкуры… Берлин требует от французов выдачи нескольких тысяч беженцев из европейских стран. В основном, евреи, но хватает и всяких левых, социалистов, анархистов, коммунистов, да. Кроме того, начальство настаивает на аресте всякой подозрительной публики из числа французских граждан. Опять-таки коммунисты, анархисты, сторонники де Голля. Но местная власть не слишком старается. Самых глупых и нерасторопных, понятно, взяли, но большинство раздобыло новые документы, попряталось, а сейчас и вовсе за море подалось. Есть тут один подозрительный тип по кличке Ночной Меркурий.
Теперь и я не удержался от улыбки. Имеется, как же. Оч-чень подозрительный! Пока, правда, удалось переправить не слишком много, но пути уже проложены. Надо прикупить еще пару катеров, договориться со здешними друзьями Марсельца…
– Майор рвет и мечет. Готов сам бегать голым по пляжу и ловить беглецов сачком для бабочек. Из Берлина ему уже намекнули, что в Дахау имеются свободные места для коммунистов и прочих врагов Рейха. Но если таковых не окажется, туда отправят нерадивых служак, у которых враг уходит из-под носа, да.
Он поглядел в мою сторону. Я отвернулся.
– Отдай ему коммунистов, Родион! Собери отдельную партию, пообещай переправить к нейтралам – и сообщи этому мерзавцу. Ты станешь ему даже не другом, а отцом родным, да. Не забывай, что мы с тобой помогаем тем, кто борется с Гитлером, но с большевиками мира не заключали. Кстати, несколько удачных арестов и мне здорово помогут… Но больше всего помогут Сталину, мы ведь для него стараемся. Думаешь, Усатый не расплатился бы парой сотен голов за тот конверт, что я тебе передал?
Липка, конечно, прав – мне и самому здешние «красные» поперек горла. Подполье расколото, деморализовано, а эти горлопаны лезут командовать. Отправить бы их всех под Подольск…
…Или в гестапо. Тот же результат с меньшими транспортными расходами.
Все правильно, только от этой правильности так и тянет застрелиться.
Федор, кажется, что-то понял. Схватил за плечо, тряхнул:
– Штабс-капитан, очнись! SchieЯbudenfigur! [47] Это враги, нелюди! Они уже погубили Россию, а теперь замахнулись на весь мир. Между прочим, в 1939-м Коминтерн поддержал Гитлера, французские большевики немцев с развернутыми знаменами встречали, ja. Если Сталин прикажет, они и марсиан герра Уэллса на руках носить станут! Хочешь, чтобы после войны Европа стала красной? А ты не забыл, сколько наших легло
47
Грубое немецкое ругательство.
– С оружием – это одно, – я дернул плечом, сбрасывая его руку. – Но выдавать врагов врагу – не шпионов, не солдат, не чекистов… Ты бы видел глаза тех, кто собирается на берегу, у катера! Они прошли ад, а теперь им показали краешек рая.
Липка, покачав головой, глубоко затянулся и внезапно бросил папиросу.
– Как хочешь, Родион. Приказать не имею права, ты старше меня по производству. Только вот с погибшими ребятами из нашего Алексеевского сам объясняться будешь. У меня, извини, слов подходящих не найдется, да.
Поглядел в черное ночное небо, вновь попытался улыбнуться.
У красных тысячи штыков,три сотни нас.Но мы пройдем меж их полковв последний раз.И кровь под шашкой горяча,и свята месть…А кто отплатит палачам —Бог весть.Дикторский текст
Гражданин Турецкой республики Гравицкий Родион Андреевич активно сотрудничает с советской военной разведкой с лета 1918 года. Будучи насильно мобилизован в белую армию, он по собственной инициативе вступил в контакт с Военно-революционным советом (ВРС) Южного фронта и регулярно информировал его руководство о положении дел в белом тылу. По предложению ВРС тов. Гравицкий не стал прекращать службу в деникинской армии, а в дальнейшем (1920 г.) отбыл в эмиграцию, где продолжил свое сотрудничество с компетентными военными органами СССР.
Кроме передачи информации, имеющей стратегическое значение, тов. Гравицкий, проявляя инициативу, способствовал срыву ряда вражеских провокаций, направленных против дипучреждений СССР и советских представителей. Особо ценной была помощь тов. Гравицкого в освещении деятельности так наз. «Лиги Обера» и белоэмигрантского центра в Кобурге (окружение «великого князя» Кирилла Владимировича).
С середины 1930-х годов тов. Гравицкий, пользуясь своими связями с видными нацистами русско-немецкого происхождения, сосредоточился на освещении антисоветских планов руководства фашистской Германии.
Особо ценной его работа стала с началом войны в Европе. В 1942 году за передачу СССР документации по препарату «Сrustosum» тов. Гравицкий был награжден орденом «Красное Знамя».
С лета 1941 г. тов. Гравицкий был подключен к работе разведывательного центра в одной из европейских стран. Благодаря его усилиям удалось предотвратить угрозу провала советской агентуры и обеспечить ее безопасную работу. В дальнейшем тов. Гравицким был организован канал связи, по которому с 1941 по 1944 гг. передавалась важнейшая информация военного и политического характера.