Нуба
Шрифт:
Он знал, снаружи застыли безъязыкие стражи, у них плечи похожи на горы, а руки на бревна. Они хорошо едят и убьют, просто навалившись и втыкая в тело короткие мечи. Но сейчас ему казалось — если откроется дверь, он вылетит и разбросает, отшвырнет и растопчет. Но — нельзя. Потому что дверь они откроют для Онторо, а он обещал ее слушаться. И где-то там, тоже в темнице, томится Маур, мальчишка, из-за которого он попал в плен.
И Нуба ждал, садясь и снова вставая, без нетерпения, просто, чтоб постоянно чувствовать, как наливается силой большое тело. Делая несколько точных шагов вдоль стены, полшага не доходя к невидимым скальным выступам, поворачивался и шел в
Через невнятный говор и крики лязгнул засов. Нуба опустился на рваную циновку и, обхватывая руками колени, опустил голову. Замер, вслушиваясь. Пусть они там, если заглянут следом за девушкой, видят — пленник все так же слаб и находится в мороке, как лягушка в вязкой болотной грязи.
Через распахнутую дверь ворвались крики и смех, ноющие звуки флейт и мерный далекий грохот барабанов. Он напряженно слушал, как прошивают тонкой иглой невнятицу быстрые легкие шаги. И вот пахнуло ее запахом, горячего женского тела и ароматных притираний. Легла на затылок узкая рука. Нуба поднял голову и замер, тараща глаза.
Онторо-Акса стояла перед ним, чуть склонившись, в вырезе легкого платья, сверкающего вышитыми полосками цветных узоров, серебряные цепочки уходили в сумрачную ложбинку между грудей. Руки, увитые серебряными завитками, тоже сверкали, пропуская по себе сплетенные света — красноватый, падающий через дырявый потолок, и светлый, белесый, пришедший из раскрытой двери. Впервые она не захлопнулась за вошедшей девушкой.
Лицо Онторо казалось расписной маской, с непонятным, спрятанным за густой сеткой узоров выражением. Разомкнулись яркие губы, блеснули зубы с нанесенными на них сверкающими точками.
— Я пришла, пленник. Стражи пьяны, я лишь добавила к выпитому… самую каплю.
Тихо рассмеялась и, показывая в другой руке узкий флакон, уронила его на каменный пол. Нуба медленно встал, не отводя глаз от девушки. Талия, схваченная широким кожаным поясом в золотых петлях и кольцах. Почти обнаженная грудь, чуть прикрытая вышитой полупрозрачной тканью. Черные ключицы с бликами света. И причудливо убранные цветами и сетками черные волосы, высоко забранные над узкой жирафьей шеей.
— Ты очень красива, — сказал.
Она, оглаживая ладонями бедра и поправляя складки ткани, кивнула. Сунула руку к поясу, сняла с петли крошечную фляжку.
— Один глоток. Чтоб псы и безъязыкие не поворачивались вслед за тобой. Меняет запах тела и мыслей.
Он с сомнением посмотрел на пузатый сосудик. Но девушка подтолкнула его руку к лицу.
— Скорее! Ночь не вечна!
Нуба глотнул пощипывающий десны густой напиток. Тряхнул головой, ловя рукой ускользающую стену. Вместо стены в кольце его рук оказалась Онторо, прижалась так, как умеют прижиматься женщины, что думают о
— Хочу тебя, хочу, великий пленник, но ты отдан другой и возьмешь меня только, если захочешь сам. Так?
Перед глазами мужчины рассыпались стены и цветы, собрались вместе, чтоб снова расслоиться. И показалось ему — вместо двух дрожащих ног у него сразу сотня, все они путаются, не в силах сделать шаг. А нужно ли делать? Увлечь ее на себя, опускаясь к стене и все забыть, потому что лучше этого уже никогда ничего не будет.
Обнимая нежно тающее в его руках длинное тело, он с трудом разлепил губы и, кося глазами на рассыпающийся мир, сказал, собираясь прокричать о своей любви к черной красавице:
— Нет.
Голос был хриплым, но слово вышло понятным обоим — ее плечи закаменели под его руками. Откачнувшись, она взяла его пальцы своими, горячими.
— Тогда пойдем. Мне всегда остается надежда.
— Да, — согласился за него его собственный хриплый голос, в то время как в голове и в животе билась страсть, щипала его мозг, вопила о том, какой дурак, дурак, телок и безмозглый слизень.
Она вывела его на галерею и, не отказав себе в удовольствии пнуть маленькой твердой пяткой лежащего стража, потащила к лесенке. Страж забулькал умиленно, моргая бессмысленными глазами вслед быстрой девушке, наряженной в сверкающее прозрачное платье и высокому черному мужчине, облаченному в рваную набедренную повязку. У лестницы Онторо остановила спутника. Сняла через голову одну из цепочек и надела на шею Нубы большой шестиугольный медальон с угловатыми лапами на каждой грани. Опустила вырез своего платья ниже, оголяя груди, поправила такой же знак на своей шее.
— Идем.
Они спускались и поднимались по лестницам, проходили по галереям, сворачивали за выложенные из тесаного серого камня стенки, чтоб выйти еще к одной лестнице и снова пройти спиралью, петляя вдоль распахнутых входов в жилые пещеры. И везде были люди. Танцевали у входов, пили вино из больших калебасов, обливаясь и падая вповалку. Ели руками мясо, отрывая куски и засовывая в смеющиеся рты. За поворотом кто-то наваливался на визгливо смеющуюся подругу, задирая на ней юбки, а она, выворачиваясь из-под мужчины, манила Нубу рукой.
Он шел следом за Онторо, оглядывался в ошеломлении. Черные лица, блестящие в свете, идущем от рядов белых фонарей, месиво черных тел и ярких одежд, вопли, музыка, пение и плач, крики ссоры и дикий гогот. Беготня детей и толстые руки стражников, что сидели у лестниц и, хохоча, ловили пробегающую малышню.
— Остров любит своих детей, — говорила Онторо, посмеиваясь, и отворачивалась, чтоб он не увидел этой усмешки, — остров держит их в строгости. Но четырежды в год детям темноты дарятся праздники, во время которых можно все. Тихо, тут ступенька. Видишь, они и впрямь, как дети. Беспамятные и такие же злые. Темнота знает, как удержать в себе своих глупых детей.
Быстро проходя по очередной галерее, слегка замедляла шаг, когда пьяный подползал, невнятно балаболя и не сводя глаз с серебряного знака власти. Касалась выпяченной груди, подставленного горла, и увлекала Нубу дальше, не позволяя ему разглядеть толком, что происходит вокруг. А он, следуя за ней, вскоре перестал оглядываться на каждый резкий звук и сосредоточил внимание на пелене мутного тумана, скрывающей сердцевину скального кольца.
— Там что? — перекрикивая дудки и стук, спросил, дергая ее руку и указывая на колеблющийся туман.