Нулевой километр

Стасина Евгения

– А вот тут вы ошибаетесь, Ринат. Место мое. И в ваших же интересах, чтобы до показа ваш партнер обо мне не узнал. Так что звоните-ка своей Ануфриевой и доходчивым языком объясните, что от нее требуется. Репетиции, примерки – я вся ваша, а вот встречу со Светланой лучше отложить до лучших времен. Иначе, громкий скандал в прессе и не менее обсуждаемый развод вам обеспечены. Как думаете, жена простит вам связь с девчонкой, в два раза младше нее?

Все-таки с выбором платья я прогадала. Дьяволицам вряд ли позволено щеголять по улицам в белоснежных нарядах… Ликую и, гордо расправив плечи, лавирую между пешеходами, довольно быстро добравшись до своей иномарки. Кто бы сомневался, что Хабибулин

костьми ляжет, но ранить тонкую душевную организацию своей супруги никогда не позволит! Тоном, не терпящим возражений, ввел в курс дела команду и, стоило мне закрыть за собой дверь в его обитель, обрушил на ни в чем не повинные стены поток отборного мата. Такие мужчины, как он, даже не подозревают, в какую зависимость впадают от тех, с кем решаются вспомнить молодость. Ошибочно полагают, что это они короли положения, верят, что сами решают, когда состоится следующая встреча, а на самом деле доживают последние спокойные деньки в террариуме с питоном. Суетливо мечутся из угла в угол, в то время как хищник, свернувшийся в клубочек, лишь потешается, решая в своей голове на какой день назначить праздничный ужин. Один звонок, одна встреча, одна нелепая записка, и вуаля – мышь повержена и место ей в змеиной пасти.

– Я есть хочу, – отбросив портфолио подальше, не слишком-то элегантно устраиваюсь на сиденье. Кого мне стесняться? Бирюкова? – Сбегай-ка ты за бургером.

– Вы провалили кастинг? – слышу и вскидываю голову, тут же встречаясь с парой глаз, воззрившихся на меня через зеркало заднего вида. – Разве, манекенщицы едят фастфуд?

– Едят, – огрызаюсь, ощущая, как на место радости приходит уже хорошо знакомое раздражение. – И разве тебе платят за болтовню? Знай свое место, Максимка. Ноги в зубы, и за едой.

– Отлично. Значит, идите сами. Я не доставщик пиццы. Всего лишь водитель, и как вы успели заметить, запомнить название неспособен. Вдруг что-то напутаю…

– Маловероятно. Если не хочешь, чтобы я случайно, по ошибке, оставила тебя без премии. С каких пор ты так разговорился?

Максим

И сам поражаюсь. Пожалуй, не будь она такой заносчивой, я бы без разговоров принес ей эту злосчастную булку. Пусть в моем договоре подобного пункта нет, но тот же Костров частенько снабжает кофе своего начальника. А так… Злит, до скрежета зубов эта девчонка, что возомнила себя королевой. Разлеглась на сиденье, ничуть не смущаясь показавшегося из-под задравшегося платья белья, что мог бы разглядеть каждый пешеход, не позаботься Тихомиров о тонировке стекол, и щелкает пальцами, заставляя меня ускориться.

– Ну так что? Мне Руслану звонить, или все-таки оторвешь свой зад от кресла?

“Ты не кипятись, ладно? Макс, даже если она тебя вконец доконает”, – так вовремя вспоминаю слова сестры и крепче сжимаю пальцы на руле.

Может быть, вот он конец? Тот самый предел, переступив который уже не сможешь рассуждать здраво? Забудешь о болезни матери, о должности, которую до сих пор еще хочешь занять, о зарплате, которой вполне бы хватило на достойную жизнь…

– Капучино возьми. И два сахара.

Нет. Я близок к демонстрации ярости, но все еще контролирую тело. Бесшумно захлопываю дверь и неторопливо бреду к кафе. Чувствовал ли я себя когда-то настолько мерзко? Разве что в детстве, когда парнишка с соседнего подъезда – крупный и совершенно безжалостный - колотил меня за гаражами под гомон звонкого смеха своих товарищей. Вернулся домой побитый, в порванной футболке, которую отец купил мне на днях, и до самого утра не мог сомкнуть глаз, ощущая себя не человеком – грушей для битья, не иначе. Но та ситуация послужила мне уроком: улицы не прощают трусости и если ты не хочешь и дальше пугать родню гематомой под глазом, дорога тебе

одна — в спорт. Именно поэтому я со слезами на глазах уговорил отца отдать меня в секцию самбо, и через год боялся уже не я, а тот самый задира, что теперь и не помышлял устраивать мне темную. Даже шуточки по поводу моей худобы оставлял при себе - я был тощим, зато удар держать научился. А здесь…

– Горячий, – “спасибо” я даже не ждал. Какая уж тут благодарность?

– Подуть? – усмехаюсь и уже проворачиваю ключ в замке. Нельзя таких женщин подпускать к олигархам – заполучив свое, они утрачивают человеческий вид.

– Отличная идея, Бирюков, – и с чувством юмора у нее беда. Протягивает мне стакан, а я так люто хочу оторвать эту тонкую руку, что настойчиво пихает мне под нос кофейный напиток, с еле заметным дымком над белой молочной пенкой, что даже в жар бросает. Каждая клеточка тела наливается яростью, грозясь разорвать в клочья и мое окаменевшее тело и Щербакову, за истребление которой мир должен сказать мне спасибо.

О какой выдержке идет речь, когда позади тебя сидит монстр? Сверкает своими глазищами, высокомерно гуляя ими по моему посеревшему от злости лицу, еще и бровь приподнимает, кивая на бумажный стакан.

– Действуй.

Мне жаль, что к тридцати главному я так и не научился. Чтобы заставить меня слететь с катушек порою хватает мелочи.

– Ты что делаешь? – вот и начальница моя явно в недоумении – сидит с открытым ртом и даже не моргает, как завороженная следя за каждым моим действием. А мне плевать, что выплескивая добрую половину напитка на асфальт, я умудрился забрызгать брюки. Щедро доливаю минеральной воды в бумажный стакан и, резко развернувшись, вручаю его владелице:

– Пожалуйста, теплый, как парное молоко.

Уж не знаю, что она видит в моих глазах, но ошеломленного взгляда не отводит. Дышит тяжело, не порываясь забрать капучино из моих рук, и явно не замечает, как крупная капля соуса с аппетитного бургера падает на белоснежную ткань ее дорого платья. Боится?

– Пейте, — насильно впихиваю в похолодевшие пальцы напиток и даже не пытаюсь скрывать своей ярости. Этого она добивалась?

– Ты… ты…

– Придурок, — прихожу на выручку, ведь все ее красноречие куда-то улетучилось.

– Уволен.

Явно намеревается плеснуть в меня этой бурдой, что теперь вряд ли решится попробовать, и пронзительно вскрикивает, когда я, не слишком-то заботясь о ее чувствах, перехватываю женскую руку.

– Только попробуй, — цежу сквозь зубы, теперь и сам тяжело дыша.

– И что сделаешь? Ударишь девушку? — воинственно подбирается и облизывает пересохшие губы, а щеки уже идут красными пятнами. Храбрится, пытаясь ничем не выдать свой страх, вот только меня не обманешь.

– Девушку не стал бы. А тебя, пожалуй, отлуплю с легкостью. Даже совесть мучить не будет. Тебе полезно, чтобы в следующий раз думала, прежде чем что-то говорить.

– Да что ты? Учить меня будешь? Тридцатилетний неудачник? Теперь еще и безработный?

– А по-твоему не могу? Считаешь, что залезла в постель к олигарху и стала выше других? Ты эскортница, девочка. И если где-то и можешь командовать, так это в спальне. Что вряд ли, ведь даже там найдется способ заткнуть твой грязный рот.

Отталкиваю начальницу и разворачиваюсь к окну, на время прикрывая веки. Она невыносима: я повидал разных людей. Тех, что родились с золотой ложкой во рту, и тех, кто пахал как лошадь, зарабатывая на обеспеченную старость. И вот чего в них было в разы меньше, так это дерьма, что распирает Тихомировскую любовницу и выплескивается на окружающих. Беспричинно, лишь бы освободить место для очередной порции яда, иначе обладательница густой шевелюры и янтарных глаз непременно взорвется.