NUMERO
Шрифт:
Я все слышу, чувствую, но почему-то не могу открыть глаза, а рот и подавно, чтобы хотя бы спросить, куда меня несут. И кто, собственно, несет. Первая мысль, что это те самые загадочные „черные“. Подсмотреть бы, но отяжелевшие веки
Мягкое убаюкивающее покачивание вновь погружает в сон: „Ну, и пусть. Какая в конце концов разница – черные, белые, хоть в крапинку. В этой темноте все равно не разберешь“.
Очередное пробуждение вызвано попыткой кого-то меня напоить. Кто-то осторожно раздвигает мне губы и каплю за каплей вливает в рот удивительно вкусную воду. Появляется дикое желание пить и пить без остановки. И не по капле. Но этот некто протирает губы чем-то мягким, и на этом „водопой“ заканчивается.
Я хочу подбодрить незнакомца: „Не стесняйтесь, продолжайте!“, но фраза всего лишь прозвучала у меня в голове. Озвучить не вышло.
Глаза словно склеили скотчем. Как, впрочем, и все тело.
Слышу чей-то равнодушный женский голос.
– Ее состояние ухудшается.
Интересно, на каком основании обладательница этого голоса сделала такой вывод? Я, напротив, чувствовала себя довольно сносно. Ну, если не брать в расчет потерю контроля над моими же конечностями.
– До утра не доживет.
Кто-то зевнул.
Это про кого „не доживет"?
– Слишком
Щеки коснулось чье-то дыхание, не совсем аппетитно пахнущее, прямо скажем.
„Лук, какая-то приправа и… нечищенные зубы“, – составила я список ингредиентов, напрочь отбивших мне аппетит. Хотя пообедать жареной форелью я была бы не против. Да и не только форелью.
– Дыхания нет.
Кто-то наклонился еще ниже и, прижавшись к моей груди, замер в ожидании признаков сердцебиения.
– Ничего не слышу. Сестра Бенита, позовите преподобную мать Френсис. Может ее перенести вниз, в карцер?
Так это я „не доживет до утра"? И опять вниз? Да что это за издевательство?
Я, вернее, мой мятежный дух восстал, возмутившись. Но, к сожалению, только он и смог восстать. Все остальное, во что он был заключен, не то что не восстало, а, прямо наоборот, скованное абсолютной неподвижностью, представляло собой образец полного равнодушия к мятежу духа.
– Проверьте ее зрачки, сестра Анна, – этот голос тоже не внушал надежды на сочувствие.
Чьи-то пальцы приподняли мои веки, и прямо перед собой, на расстоянии считаных дюймов я уперлась во взгляд женщины лет шестидесяти с крупным в оспинах носом. Бело-черное покрывало монахини не красило это лицо.
Конец ознакомительного фрагмента.