Нувориш
Шрифт:
– Прошу прощения, такая уж служба.
Лишь после этого Михайленко немного оттаял.
– Служба у вас и правда дерьмовая, – все же не удержался, чтоб не уколоть. – Да ладно уж. Забудем.
– Забудем, – сделал вид, что повеселел, Задонько. – Напрасно из Киева ехали. Только, как вы правильно заметили, бензин сожгли. А с ним на Украине, ох, как трудно!
– Даже у нас в колхозе с этим загвоздка. Чем под озимые пахать, а весной сеять как?
Задонько пятился к калитке, всем своим видом демонстрируя смущение.
«И все же я возьму тебя
Милицейский «бобик» выпустил струйку сизого дыма, развернулся и направился в Киев. А Михайленко, переждав часок, завел свою «Волгу» и поехал в Ребровицу. С почты позвонил на дачу Яровому. Ожидал с минуту, пока не взяли трубку.
– Леонид Александрович? Это я, Василий из Михайловки. Неприятности. Приезжали из Киева, слыхали, есть там шмендрик, Задонько. В министерстве сидит, лично приезжал. У нас чисто, сами знаете. Все, заканчиваю.
Положил трубку и погнал машину назад, в Михайловку. Дома выпил стакан самогона, закусил куском свинины, вынутым из борща, и лег отдыхать со спокойным сердцем.
ШЕФ И ЛУГАНСКИЙ
Луганский пришел к Моринцу утром. Увидев Левка с ребенком на руках, обрадовался и попросил:
– Хочу, чтобы ты помог мне сегодня. Поедем к одному человеку, ты поведешь машину. Мне там выпить придется, так зачем родную милицию дразнить?
Моринец не возражал: ехать, так ехать, полученные деньги следует отрабатывать, да и Задонько просил войти в доверие к Ивану Павловичу.
– Захвати права, – велел Луганский, – и будь у меня через два часа. На улице Чекистов, – назвал номер дома и квартиры.
Через два часа Левко уже подходил к девятиэтажному дому, сплошь заселенному гебистами. Даже странно было: как они сосуществуют? Неужели «стучат» один на другого?
Если нет, то какая же это жизнь для них? Не жизнь, а жалкое существование.
Левка порадовало: хоть чем-то ограничены славные потомки железного Феликса. Лопухнулось чекистское начальство, возводя такие дома, не учло специфики органов, их сокровенной сути…
Луганский сел за руль сам. Миновали Крещатик, Петровской аллеей спустились на набережную. Иван Павлович сразу разогнал «Самару» до девяноста километров, включил «Маяк» и закурил «Мальборо».
– Славно, – сказал, умилившись, – славно живем мы с тобой, Левко, ведь жизнь и в самом деле удивительна и прекрасна!
– Куда едем? – прервал его сдобренные пафосом излияния Моринец.
– В Рудыки. Слыхал?
– Говорят, дачи там – люкс.
– Немного есть.
– К кому же?
– К хорошему человеку, – уклонился от прямого ответа Иван Павлович. – Даже очень хорошему. И богатому. Сам увидишь, какую фигню отгрохал. На самом берегу Козинки: спустился по ступенькам и ныряй.
– Это тебе не какой-то бассейн, а настоящая речка, – поддакнул Левко, хотя наивысшим достижением западного быта считал именно бассейн у дома. Голубой кафель, отчего вода кажется морской, подстриженный газон и ярко-красные
– Бассейны у нас не в моде, – сказал Иван Павлович. – Партия осуждала буржуазные замашки и правильно делала.
«Что не мешало номенклатурщикам купаться в персональных бассейнах и париться в финских банях, – хотел возразить Левко, но сдержался, рассудив, что Луганский неправильно его поймет. – Еще и девушек приглашали – хорошеньких массажисток. И завели эту моду комсомольские боссы. Чтоб хоть в чем-то переплюнуть партийные кадры».
За городом Луганский выжал сто двадцать километров – не успели опомниться, как уже поворачивали к Рудыкам. Лицо у Ивана Павловича посерьезнело, как бы затвердело, и Левко вдруг предположил: не едут ли они к главному шефу? Основания, во всяком случае, для такого предположения есть: первое: Луганский его без меры расхваливает, назвал человеком очень хорошим и богатым; наконец, кто, кроме шефа, мог отгрохать, как сказал Иван Павлович, огромную фигню на самом берегу Козинки? А как напрягся сейчас Луганский! Видно, его, если и не пугает, то к чему-то обязывает встреча с шефом…
«Поживем – увидим», – подумал Левко, но решил пока что вести себя в зависимости от обстоятельств и максимально использовать шансы, которые могли открыться перед ним.
Что советовал ему полковник Задонько? Взвешивать каждое слово, выверять каждый поступок. Быть осторожным и хитрым…
«Попробуем сегодня что-нибудь вынюхать», – решил Левко.
Луганский остановился под соснами. Собственно, сосны в Рудыках росли вдоль каждой улицы, да и поселок был окружен сосновым лесом. Впереди метрах в ста виднелся забор из плотно пригнанных дубовых досок.
– Подождешь тут, – велел Иван Павлович. – Не надо под воротами торчать. А я пойду туда, – указал на дубовый забор. Видишь, какая красота. Нет лучшего дерева, чем дуб. А шеф еще пропитал его горячей олифой, потом покрыл лаком. Будет стоять вечно – нас не станет, а забор не сгниет.
«Боже мой, – встрепенулся Левко, – и в самом деле приехали к шефу. Везет же мне сегодня!»
– Посидишь в машине, – приказал Луганский, – подождешь часок, ну, два. Как управимся… Радио послушай, газетки почитай. Хочешь хороший детектив? – достал книгу из кармана чехла. – Слышал о братьях Вайнерах? Неплохо закручено. В бардачке бутерброды с сыром: проголодаешься – жуй…
Он нажал на кнопку электрического звонка на калитке и исчез, будто растворился. Моринец включил радио, попал на «Маяк», там перемывали косточки Ельцину, комментатор жаловался на его неуправляемость, и Левко выключил приемник, не дослушав. Ельцин-Ельциным, а у нас свои проблемы… У него, в частности, сейчас главная – разведать каким-то образом, что представляет собою их шеф, живущий за дубовым забором. Их – потому что шеф Луганского автоматически является шефом и его, Льва Моринца и десяти амбалов, грабивших контейнеры.