Няня для Боссёнка
Шрифт:
В какой-то момент ребенку надоела эта совершенно неинтересная для него игра. Он начал хныкать, сначала тихонечко-тихонечко. Но поняв, что на него не обращают внимания, малыш решил продемонстрировать всю силушку своего голоса. Я как раз под своим столом искал загадочное, ну знаете, «ищу то, не знаю что», когда мальчик завопил так громко, что я от неожиданности бухнулся головой в нижнюю часть стола. Вот, теперь шишку набил. Большая начальниковская шишка с шишкой.
Черт! Чуть не матюкнулся. Но дети ведь такие восприимчивые, еще не хватало, чтоб
Михалкова подбежала к нему. Хотела взять его на руки, но он сопротивлялся, даже пытался драться.
– Может, он опять голодный? –не понимала она. –Или памперс опять менять нужно?
– Опять?! – я уже стоял рядом с ними, возмущался, как мог.
Это ж сколько раз на день приходится ковыряться в детских какашках? Ох…фух… Подташнивает, то ли от осознания этого, то ли от удара башкой. Может, я микросотрясение получил?
Включаю свое опупенное обоняние, принюхиваясь. Вроде ничем не воняет. Оля не доверяет моему носу, проверяет сама, все чисто. Значит, все же голодный…
В переноске Михалкова находит пакет овсяного печенья.
– Как думаешь, ему уже можно? – интересуюсь я. Оля пожимает плечами, отвечая…
– Сейчас проверим. У нас же есть великий и могучий…
– Русский язык? – туплю я, вспоминая стихотворение в прозе Тургенева.
– Интернет! – Михалкова ищет в телефоне нужную информацию. Кивает… Значит, можно.
Дает одно печенье ребенку, тот с радостью начинает его хомячить, перетирая своими немногочисленными зубками, размазывая по лицу и превращаясь в еще большего поросенка. То, что он накрошит, меня волнует меньше всего. Лишь бы дите не орало. А с тетечкой Тамарочкой я потом договорюсь.
Еще Оля находит в переноске пару кубиков среднего размера и коричнево-оранжевого медвежонка. Может, стоит изучить ее от и до, вдруг там еще что-то интересное будет? Но это потом, после беседы с Самойловым.
Малыш теряет интерес к печенью, заметив, видимо, свои любимые игрушки. Начинает стукать кубиком по полу, затем облизывает его, потом опять им стукает.
Замученная Оля садится на диван. За несколько лет нашего сотрудничества я впервые вижу ее настолько уставшей и измученной. Девушка интенсивно растирает виски, пытаясь справиться с головной болью.
– Оль, не вздумай болеть, пожалуйста! Только не сейчас! – умоляюще смотрю на нее. На этот день у меня были другие планы. И без Оли я точно не справлюсь.
– Вы издеваетесь, Максим Никитич? За три года я ни разу не взяла больничный! И такая мне благодарность? Не думай болеть? А то что… Уволите?
– Нет… Прости, если мои слова тебе показались сказанными в повелительном тоне. Я ведь всегда так говорю. На самом деле это… просьба.
– Просьба? – Оля изогнула брови в удивлении. Потом перевела взгляд на приближающегося малыша. Он полз в направление к нам достаточно быстро, таща за собой один оранжевый кубик.
Наконец, сел напротив Оли, словно хвастался своей игрушкой, которую он держал двумя пальчиками.
– Какая прелесть! –
Оххх… - это мой очень громкий вздох, именно в тот момент, когда я понял, что случится нечто ужасное. Все произошло за долю секунды, но в моей голове успело пронестись:
«Полная ж*па!».
Мальчик со всего размаху треснул по Олиному колену, в результате чего сработал ее коленный рефлекс. Я стоял прямо напротив Михалковой. И ее нога угодила мне прямо в самое болезненное место на мужском теле.
Случайно ли? Может, Оля давно ждала подходящего момента, чтобы стукнуть побольнее…
Все неважно…
Я все же матюкнулся, громко… А после скрутился прямо на полу, и мне было плевать, что он весь в глиняных следах. Да даже если бы Оля свою сумку мне под голову подложила, я бы не обратил на это внимания.
Твою мать! Как же больно! Как же, с*ка больно… По щекам непроизвольно текли слезы. Вот тебе и Луна перед глазами. Да, тут целый Марс!!!
– Аюююю аййй! – малыш повторял интонацию моей фразы, хорошо, хоть не смог нормально выговорить.
А то было бы ужасно… У других детей первое слово – мама. А у моего сына – твою мать… Все, нужно забыть о том, что я знаю плохие слова. Плохих слов больше нет по определению!
Глава 13.
Мне даже покорчиться от боли и пострадать нормально не дали. На моем ноутбуке раздалась громкая мелодия программы для видеосвязи, говорившая о том, что пора продолжить собственные пытки.
Этот долбанный Самойлов! Пунктуальный, зараза.
Своим разгневанным дыханием сдуваю хаотичные слезинки на моем лице. Мужчины не плачут, нет… до тех самых пор, пока их достоинство в тепле, в целости и сохранности, и пока никто на него не покушается.
Собрав всю волю в кулак, и стараясь не делать никаких резких движений, чтобы не дай Бог не коснуться бедрами своего пострадавшего достоинства, с достаточным усилием все же поднимаюсь на ноги. Ковыляю, как мой покойный сгорбленный дедушка в свои последние дни жизни (а ему было 85!). Спасибо, Михалкова… Благодаря тебе мой биологический возраст сдвинулся лет на 50.
– Уволю! – громко шиплю на нее, стараясь не особо смотреть в ее сторону. Еще не хватало, чтобы она увидела мои проступившие слезы.
Делаю глубокий вздох, понимая, что сейчас меня ждет «продолжение банкета». Готовлюсь к предстоящему мозговому штурму, боясь, что из-за Самойлова я превращусь в полностью выжатый лимон. А у меня, честно говоря, и без того силы просто на исходе. Безумный день!
Занимаю свое кресло, поправляю галстук… Отвечаю на звонок…
– Это кто еще такой? Эй ты… Начальника своего позови! Я не буду разговаривать со всякими шестерками! – мне не дают издать ни единого звука. Наконец, Самойлов замолкает, и я могу вставить хоть какую-никакую фразу.