Няня для дочки миллионера
Шрифт:
Умение радоваться за других — чрезвычайно редкое качество. Этим Виктория меня покорила. Она просила не увольнять директора школы, я к ней прислушался и сделал пару звонков. От меня не убудет, а ей легче станет. Только я не ожидал, что Виктория так бурно отреагирует. И посмотрит на меня с обезоруживающей благодарностью.
Всё же она необычная девушка. Я таких раньше не встречал. Жаль, что мы не познакомились в другое время и при других обстоятельствах. Мне сейчас не до отношений. В первую очередь я должен думать о благополучии Ксюши. А остальное потом.
Сегодня
Каждого можно продавить, если смотреть в правильном направлении. Читать людей несложно, главное — быть внимательным и осторожным. Не наседать сразу, а вовремя разыгрывать свои козыри. Тогда всё получится.
Захожу в дом и слышу детский смех. На сердце сразу теплеет.
— У меня тоже кривые вареники. Посмотри на этот — его как будто грузовиком передавило, — весело говорит Виктория.
— Ага, и все внутренности вылезли, — хохочет Ксюша.
— Ну ничего страшного, проведём реанимацию, обратно всё запихаем. Тем более это легко: надо всего лишь разлепить тесто, а затем убрать часть начинки. Повторяй за мной.
— Теперь творога слишком мало, — жалуется Ксюша.
Я иду на кухню и наблюдаю необычную картину: на дочке смешной фартук с изображением единорога, руки и лицо испачканы мукой. На деревянной доске лежат вареники, а на плите закипает вода. Виктория смущённо улыбается мне, Ксюша бросается навстречу и вымазывает мой костюм мукой.
— Ой, — вскрикивает она, заметив, что натворила.
— Ничего страшного, — бормочу я, немного растерянный из-за Ксюшиной реакции. Она давно ко мне в объятия не бросалась, постоянно осторожничала и стеснялась. — Чем вы тут занимаетесь?
— Виктория Андреевна учит меня готовить. Смотри, какие у меня вареники получились, — она указывает пальчиком на кривое нечто с вылезшим творогом. И как на это реагировать? — Красивые, правда?
— Ага, — бормочу я.
Бросаю взгляд на Викторию. Она смотрит с насмешкой и вызовом. И я неожиданно для самого себя решаюсь на эксперимент. Скидываю пиджак, остаюсь в рубашке и брюках, подхожу к столу и дотрагиваюсь до сырого теста. Я триста лет не готовил, только в студенческие времена яичницу жарил да макароны варил, но те бедные годы давно остались позади. Сейчас у меня есть Елена Леонидовна, она прекрасный кулинар.
Но ироничный взгляд Виктории и вопрос, застывший в глазах Ксюши, подталкивают меня на что-то новенькое.
— Может, я тоже хочу научиться лепить вареники, — говорю с улыбкой. — И посмотрим ещё, у кого они будут самыми красивыми.
— Пф-ф-ф, конечно, у меня, — всплескивает ладонями Ксюша. — Смотри, как я делаю, и повторяй.
Она берёт немного теста, раскатывает его, вырезает стаканом небольшой кругляш, кладёт внутрь творог и пытается слепить всё это чудо. Виктория наблюдает за её стараниями, закусив нижнюю губу.
— А вы почему филоните, Виктория Андреевна?
— Виктория Андреевна? — она театрально прикладывает руки к груди, изображая небывалое изумление. — Так вы знаете моё отчество?
—
— Удивительно, — хмыкает Виктория и тоже берётся за дело.
Я с удивлением понимаю, что мне нравится это нехитрое занятие. Нет, я не открыл в себе кулинарные задатки, дело в другом. Мне уютно и спокойно рядом с Викторией и радостной Ксюшей. Она лепит эти вареники с таким старанием, что я невольно поддаюсь ей и начинаю каких-то монстров создавать, лишь бы дочь ещё раз улыбнулась. Что она и делает.
— Самые красивые вареники у Виктории Андреевны, — заявляет Ксюша. — А потом уже у меня. Но я этим первый раз занималась, значит, победа должна быть моей. Правильно?
— Мои произведения искусства вам совсем не нравятся? — ёрничаю я.
— Сойдёт, — благосклонно произносит Ксюша.
— Есть можно, — поддакивает ей Виктория.
Она бросает вареники в кипящую воду, а я поднимаюсь к себе, чтобы переодеться в чистое. Настроение приподнятое. С дочкой мне интересно заниматься даже такими простыми вещами, как готовка. Никогда бы не подумал. В груди становится тесно. Никому не отдам Ксюшу. Ни при каких обстоятельствах.
Мы ужинаем на кухне. Вареники оказываются вкусными и сытными, Ксюша их за обе щеки уплетает. То и дело поглядываю на Викторию. Мне хочется как можно чаще на неё смотреть, угадывать её эмоции, ловить случайные улыбки. Она ест без особого аппетита, загружает грязные тарелки в посудомойку. Ксюша вертится рядом, без устали тараторит:
— А мне понравилось готовить! Но на велосипедах интереснее кататься. Я у Кати завтра спрошу, умеет ли она лепить вареники. А то она хвасталась, что вместе с родителями все-все уроки делает, и на каток ходит, и даже маме помогает цветы выращивать. Я тоже хочу чем-нибудь похвастаться.
— Мы можем сходить на каток все вместе, — предлагаю я.
— И с мамой тоже?
Сколько раз она будет вспоминать Каролину? Это вообще когда-нибудь закончится? Я больше всего боюсь, что Ксюша будет постоянно нуждаться в материнском тепле и участии. Как ей донести одну простую мысль — люди, которых мы любим, не всегда отвечают нам взаимностью? И ничего ты с этим не поделаешь.
— Вряд ли она захочет.
— А если мама не против? Нам было бы весело вчетвером.
Ну как я могу отказать, когда в глазах дочери столько надежды? Что-то я чересчур мягким в последнее время становлюсь. Благо, работы это не касается. Не хватало ещё бизнесом рисковать из-за невесть откуда проснувшейся во мне доброты.
— Только если она не против, — выталкиваю из себя.
— Ура-а-а-а! Я сейчас же позвоню маме и спрошу, хорошо?
Нехотя киваю. Ксюша спешит к себе, мы с Викторией остаёмся вдвоём на пустой кухне.
— Мне иногда кажется, что Ксюше будет интересно любое занятие, которое ты ей предложишь.
Виктория довольно улыбается.
— Разве это плохо?
— Я такого не говорил. Ты отлично ладишь с детьми. Мне интересно, это врождённое качество?
— Не знаю. С племянником я тоже в хороших отношениях. Иногда Лара мне завидует. Говорит, Лёва мне больше доверяет, чем ей.