Нынче в порфире…
Шрифт:
Здесь, на краю волнореза, стояла деревянная лавочка, я сел и стал ждать. За эти несколько часов Исбладсвикен совершенно изменился. Исчезла тьма и с нею — покров мистики. Буря миновала. Над Лидингё, точно багряный апельсин, вставало солнце, заливая воду и зелень теплым блеском. Воздух полнился щебетом птиц, утренний ветерок приносил запахи цветов. Среди камней на берегу бродила старая взъерошенная ворона, из узкого пролива, выходящего в Аскрикефьерден, наплывал с Ваксхольма туман. Морская ласточка на узких крыльях прорезала воздух и стрелой нырнула
Я услышал, как где-то неподалеку затормозил автомобиль, а через несколько секунд на мостки, отходившие от каменной набережной на другой стороне бухточки, высыпала немногочисленная компания. Молодежь, наверняка явились сюда прямо с затянувшейся вечеринки.
Водолаз меж тем поднялся на поверхность. Проворные руки отвинтили «окошко» на большущем шлеме, помогли ему одолеть несколько ступенек трапа, подвешенного к борту. Водолазный начальник нагнулся к своему подопечному, который, похоже, хотел что-то ему сказать. С минуту они беседовали, потом начальник кивнул и показал рукой в бухту.
Прозвучала команда, и буксир подошел метров на двадцать ближе к берегу. Тяжелый и несуразный, водолаз, будто одноглазое морское божество, стоял на своем прочном трапе, а вокруг его желтого костюма бурлила вода. Когда потравили тросы и судно замерло без движения, «окошко» задраили, опять зашипел воздушный насос, и водолаз с плеском исчез в глубине.
Я сделал с волнореза серию снимков и теперь менял кассету. Едва я с этим покончил, как до моих ушей донеслось удивленное восклицание. Я взглянул на воду: в бухте плавала молодая девушка. Голой рукой она махала приятелям на мостках.
— Там на дне что-то странное,— крикнула она.— Я нырнула и наткнулась на эту штуку… я…
— Какая она на ощупь, фрекен? — послышался низкий голос с водолазного судна. Один из матросов перешел на нос.
— Большая такая, твердая,— ответила она.
— Глубоко?
— Метра три-четыре, наверное.
— Вы можете подержаться немного на этом месте?
— Попробую,— крикнула девушка.— Только холодно очень, должна вам сказать.
На воду спустили ялик, который быстро направился к замерзшей наяде. На носу стоял человек с буйком в руках.
— Вы что, клад ищете? — поинтересовалась у него пловчиха, когда ялик добрался до нее.
Он ответил односложно, выбросил буй и промерил лотом глубину.
— Я вам больше не нужна? — жалобно спросила девушка.— А то, чего доброго, судороги начнутся.
Ее отпустили. Под саркастические возгласы приятелей она поплыла к берегу.
Водолаза тем временем успели поднять, а буксир, к моему удивлению, вошел в бухточку и стал на якорь у буйка, в каких-то пятнадцати метрах от берега. С фотоаппаратом на изготовку я покинул волнорез и поспешил вдоль воды обратно. Успел даже щелкнуть несколько отличных кадров, прежде чем водолаз погрузился на дно.
Люди на судне не говорили ни слова, насос шипел и фыркал, возле борта исправно булькали пузыри. Утреннее
Наконец водолаз в потоках воды поднялся на поверхность, скинул свинцовые калоши и шлем, выбрался на палубу. Команда столпилась вокруг неуклюжей фигуры.
— Ну что? — крикнул я.
Водолазный начальник обернулся.
— Там автомобиль.
Я изумленно уставился на него.
— Но свечение было гораздо дальше.
— Передние колеса приподняты,— пояснил он.— И когда фары горели, свет падал несколько дальше.
— Вот оно что,— пробормотал я.
— А в машине есть кто-нибудь? — спросил один из молодых ребят.
Водолазный начальник кивнул.
— За рулем мужчина. Мертвый.
МЕРТВЕЦ
— Для пожарных это труда не составит,— громко сказал водолазный начальник.
— Может быть,— недоуменно отозвался я. Но тотчас сообразил, что он говорит не со мной. Оглянулся и увидел чуть выше на косогоре двух полицейских.
— Там глубоко? — спросил один из них, рослый, с красным, обветренным лицом.
— Да метра четыре, не больше,— ответил водолазный начальник.— Закрепить трос мы, разумеется, поможем.
— Значит, пока здесь останетесь?
Человек на буксире кивнул, и краснолицый вместе с коллегой вернулся к дороге. А немного погодя я услыхал удаляющийся шум мотора.
Я закурил и начал искать на берегу следы колес. И всего через несколько метров заметил на крупном песке явственные отпечатки автопокрышек. Проследить их по откосу до самого шоссе оказалось несложно. Потерпевший аварию автомобиль съехал с дороги прямо за пышной черемухой, смял несколько малорослых кустов шиповника и по диагонали скатился к воде. Проскочив между двумя березами, он пересек узкую полосу песка и ушел в глубину.
Я опять спустился на пляж. Воду чистой не назовешь — кругом щепки и обгоревшая сигаретная бумага,— но если учесть, что совсем рядом Стокгольм, то она была на редкость прозрачная. Каменистое дно понижалось довольно круто. Я тщетно пытался разглядеть в свинцово-бурой тьме контуры автомобиля.
Через некоторое время я вернулся к дороге и постоял на том месте, где брал начало след, ведущий в воду. Как же у судьбы порой все рассчитано, думал я. Сантиметров двадцать — тридцать левее — и машина уперлась бы в толстую березу, метром правее — и она бы застряла на мелководье.
Мои размышления прервал рокот мотора. Нет, это были не пожарные, а обыкновенное такси. Оно промчалось мимо и остановилось метрах в ста от меня, там, где шоссе делало резкий поворот. Пассажиры — мужчина и женщина — вышли, мужчина расплатился с шофером и отпустил машину. Секунду-другую вновь прибывшие удивленно смотрели в сторону буксира — они явно углядели его сквозь зелень,— потом рассеянно скользнули взглядом по мне и неспешной походкой исчезли в тенистой, утопающей среди зарослей усадьбе.