Нынче в порфире…
Шрифт:
— Почему вы решили, что он покончил с собой? — спросил я.
— А вы почему решили, что это не так?
Я пожал плечами.
— Даже миллионер может заснуть за рулем… особенно если принял сильнодействующее снотворное.
— Даже миллионер не вправе принимать снотворное, если собирается сесть за руль.
Не умеешь ответить — молчи, и я промолчал. Он расправил усы.
— Значит, вам известно, что мы нашли пустую упаковку из-под таблеток?
— Полицейский не знал, что это за штука — мединал, и я ему объяснил.
Он безучастно кивнул.
— Что до снотворного, подождем
Тем временем мы опять добрались до автомобилей, а когда зашагали наискось по склону к воде, встретили двух пожарных с носилками. Сейчас покойника погрузят в «скорую» и увезут. Краснолицый полицейский устремился навстречу шефу.
— Все готово,— доложил он.
Подошел человек с саквояжем.
— Ну что? — спросил начальник.
— Трудно сказать, как давно он скончался,— ответил медик.— Я полагаю, часов шесть — восемь назад.
Я бросил взгляд на часы. Без нескольких минут пять. Стало быть, миллионер утонул накануне вечером, примерно между девятью и одиннадцатью. Что ж, это вполне согласуется с реальными обстоятельствами. Кстати, учитывая внешние факторы, можно будет изрядно сузить временные рамки. Машина въехала в воду, вероятно, не раньше половины десятого. Лишь к этому моменту сумерки сгустились настолько, что автомобилистам пришлось включить фары.
И позднее четверти одиннадцатого несчастье тоже произойти не могло. Я не знал точно, когда Оскар Карлссон с невестой обнаружили в бухте свечение, но это наверняка было не позднее четверти одиннадцатого, потому что до пол-одиннадцатого он успел сходить на автобусную станцию и позвонить в газету.
Начальник уголовной полиции и медик отошли в сторонку и о чем-то тихо совещались. Немного погодя Веспер Юнсон быстрым шагом вернулся ко мне.
— Вы в город? — спросил он.— Можем вас подвезти.
Я поблагодарил, и мы все загрузились в просторную полицейскую машину. Она на полной скорости проскочила пустынную Юргордсвеген, и только на набережной Страндвеген стрелка спидометра упала ниже шестидесяти. Веспер Юнсон всю дорогу сидел молча, спрятав лицо в ладони.
Неподалеку от Драматического театра полицейский медик с нами распрощался. Он жил на Страндвеген, в одном из солидных каменных домов. Начальник рассеянно обронил «всего доброго!», и машина поехала дальше.
Возле Оперы Веспер Юнсон вдруг так и подскочил на заднем сиденье.
— Нет-нет, сперва поедем к Шлюзу,— быстро сказал он шоферу и добавил: — Он ведь там жил?
Полицейский за рулем кивнул головой и свернул на Норрбруфилен.
— Урведерсгренд, девять,— сказал он.
Только на мосту Шеппсбру начальник уголовной полиции, похоже, вспомнил о моем присутствии.
— Вам, наверно, совсем в другую сторону? — спросил он.
— Вообще-то я живу в Кларе, но охотно составлю вам компанию.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Комиссару Линду вы здорово помогли.
— Он все время старался опровергнуть мои выводы и таким образом нашел разгадку убийства.
Усач хлопнул меня по плечу.
— О да, о да! Кстати, не вредно иметь под рукой газетчика, на которого можно положиться.
Возле Шлюза, у въезда на дорожную развязку, нам встретились несколько велосипедистов и пожилая разносчица газет,
— Смотрите! — восторженно воскликнул полицейский начальник, показывая в сторону площади Слюссплан, где перед вереницей озаренных солнцем домов XVII века гарцевал на горячем скакуне Карл XIV Густав.— Какие цветы! Какой свет!
С Ётгатан мы свернули в поперечную улицу, ведущую к одному из традиционных увеселительных центров столицы — площади Мосебаккеторг. А вскоре уже катили по брусчатке кривого переулка.
Машина остановилась у высокого светло-зеленого дома, который заметно выделялся среди окружающих зданий. По моему впечатлению, выстроили его на рубеже веков. Богато орнаментированный фасад был заново оштукатурен, а судя по входной двери и окнам, дом недавно модернизировали. Над дверной аркой, сверкающей чистыми стеклами, красовалась золотистая девятка.
Список жильцов в парадной сообщал, что Лесслер занимал четвертый этаж. Лифт доставил нас туда быстро и бесшумно.
Начальник уголовной полиции Веспер Юнсон решительно шагнул к единственной на площадке двери и нажал кнопку звонка.
С минуту было тихо. Но вот в квартире послышались шаркающие шаги. Щелкнул замок, и дверь приоткрылась. В щелку выглянула худая заспанная женщина.
— Доброе утро,— поздоровался мой усатый спутник.— Мое имя Юнсон, я начальник уголовной полиции.
Секунду-другую она недоуменно смотрела на нас, потом поплотнее запахнула халат, широко распахнула дверь и пробормотала:
— Входите, пожалуйста.
Пройдя через темный холл, мы очутились в большой мрачной комнате с массивной ренессансной мебелью и тяжелыми портьерами на окнах. Стены забраны деревянными панелями, стулья с высокими спинками обиты золотистой кожей. У огромного окна — длинный сундук, покрытый зеленым бархатом, на нем большая оловянная ваза со свежими цветами.
Над резным сервантом висело громадное полотно в лепной барочной раме. Сюжет, вдохновивший старого голландского мастера XVII века, был более чем жуткий: нагая девушка, юная, прелестная, как роза, свежая, как парное молоко, сидела, улыбаясь черепу, который держала в руке. Улыбка девушки и белый оскал черепа являли отталкивающий, но колдовской контраст, и меня неудержимо потянуло подойти к картине, на удивление ярко освещавшей сумрачную комнату, куда темные драпри пока что не впустили утренний свет. Подойдя ближе, я обнаружил третью фигуру — на заднем плане выглядывал из-за дерева сам нечистый. Он смотрел на девушку с ухмылкой, для которой иного эпитета, кроме как «дьявольская», не подберешь.
— Мрачно, однако завораживает,— послышался у меня за спиной звучный голос начальника уголовной полиции. Несколько секунд он со странной усмешкой разглядывал полотно.
— Вы служите у директора Лесслера, верно? — неожиданно обратился он к женщине, вошедшей в комнату следом за нами.
Она кивнула и, машинально отведя со лба прядь растрепанных волос, тихо сказала:
— Я горничная.
Полицейский начальник смотрел на нее сочувственно и вместе с тем испытующе — худая, уже в годах.