Ныне и присно
Шрифт:
Да что они, сговорились? Не на ком больше злость сорвать?! Тимша молча бросил в кожаную торбу лежащую на парте тетрадь и, не обращая внимания на вопль Барского: «Шабанов! Немедленно вернись!», вышел из кабинета. Гулко хлопнула дверь.
— Зря вы так, Степан Сергеевич! — не выдержал Леушин. Эти бандюки весь район в страхе держали!
— Мне плевать, кто там кого и за что держит! — взорвался мастер. — Я любителей поножовщины учить не собираюсь! Так и директору сказал!
— А вы что молчите? — Венька повернулся к сокурсникам. —
Сокурсники виновато отводили глаза — ссориться с мастаком никому не хотелось — себе дороже выйдет…
Так, да? Три года вместе, а оказалось чужие! На глаза навернулись злые слезы… «Хрен с ними! Переживем!» Сумка с учебниками легко вспорхнула на плечо.
— Ну и молчите, жополизы! Прощевай… эСэС!
Увернувшись от карающей длани мастера, Леушин выскользнул за дверь. В конце коридора маячила спина Шабанова.
— Серега! Подожди, я с тобой!
Венька побежал, оставив далеко позади выскочившего следом Барского.
Скамейка в парке еще не просохла после брызнувшего из пробегавшей мимо тучки дождя — сидеть сыро, а стоять глупо. Друзья взгромоздились на спинку, беззастенчиво попирая кроссовками сиденье. Отвратительно теплое пиво тщилось успокоить разгулявшиеся нервы.
— Хватит давиться, — посочувствовал Венька. — Лучше бичу отдай — видишь, мается.
Неопрятный, склизкий, как размоченное мыло, мужичонка топтался неподалеку, делая вид, будто темного стекла бутылка ему вовсе не интересна… но опухшие глазенки злобно высматривали возможных конкурентов. Тимша невольно передернулся.
— Так ведь не обязательно из рук в руки, — заметил Тимшины переживания Венька. — Ты бутылку на землю поставь и отойди — до пяти сосчитать не успеешь, как она исчезнет. Заодно с бичом. Во где фокус — Копперфильд нервно курит в сторонке!
Кто такой Копперфильд Тимша переспрашивать не стал по прозвищу ясно, что немчура.
— Почто за мной поперся? — вместо этого буркнул он. Неладно учебу-то бросать, ежели ума на нее хватает.
— Так ведь что-то бросать все равно надо! — легкомысленно пожал плечами Венька. — Либо учебу, либо друга…
Тимша почувствовал, как в носу подозрительно защипало.
— Серега тебе друг, а меня Тимофеем зовут, — таки напомнил он.
— Главное, что Шабанов… — рассеянно отмахнулся Венька. — Погоди, погоди… опять важная мысля наклевывается…
Леушин погрузился в прострацию. Тимша решил не мешать.
Ожидание затягивалось.
— Пожалуй, я тебя и звать буду Шабановым, — сообщил Венька результат размышлений. — Во избежание путаницы. А то развелось вас — черт ногу сломит!
— Балабол! — беззлобно ругнулся Тимша. — Лучше скажи, что делать будем? Зима на носу, семью чем кормить?
— У тебя ж мать работает! — не понял вопроса Венька.
— Вот-вот! Мать горбатиться будет, а здоровый парень на печи лежать? Может у вас так и принято, а я к другому
Венька озадаченно почесал в затылке.
— Ну, не знаю… в гаражах поспрошать — ремонтникам помощники всегда нужны… тока платят они паршиво… или на авторынок, запчасти продавать — полторы сотни в день и обед за счет хозяина. Больше трех штук в месяц получается.
— Барышничать? — с сомнением протянул Тимша. — А «три штуки» это много?
— Мы больше за квартиру платим, — честно признался Леушин. — Маловато, конечно… Давай, что другое придумаем… Ягоды собирать? Норвеги за бруснику денег не жалеют!
— На море живем! — твердо заявил Тимша. — Рыбу здесь спокон веку ловили.
— Раньше рыбу ловили, а нынче рыбаков! — хмыкнул Венька. — Есть такая срань — квота на прибрежное рыболовство право на лов, то есть — так ее в начале года всю выкупили.
— Постой, — оторопело перебил Тимша. — Кому за право лова платить? Морскому царю?!
— Не морскому — московскому! — хихикнул Венька.
— Ну нет! — решительно заявил Тимша. — Наловлю, пусть свою десятину берет, а до тех пор ко мне не лезь!
— Как скажешь, — покладисто согласился Леушин. — Но потом не говори, что не предупреждали!
— Скажу, что надо лодку шить и снасти покупать, — отрезал Тимша. — Прямо сейчас и займемся… у тебя деньги на «книжке» еще остались?
Мотоцикл сиротливо жался к стене гаража, понемногу зарастая пылью и паутиной — в центре, на расчерченном мелом плазе, янтарным скелетом горбились рамки шпангоутов. За добротно сколоченным верстаком, по колени в пахнущих смолой стружках, вжикал рубанком Тимша. У порога, с выражением вселенской скорби на конопатом лице, теребил обрывок пенькового каната Леушин.
— Слышь, Тимофей! — воззвал он страдальчески. — Давай монтажной пены купим! На кой нам пакля? Век новых технологий на дворе, а мы, как в твоей родном шестнадцатом!
— Тереби, тереби, — хмуро ответствовал Тимша. — Шняка, она живая, а ты к ней с химией!
Леушин горестно продолжил трудиться, попутно изобретая соответствующие нынешнему веку усовершенствования. Тимша насмешливо косился на приятеля — чем бы дитя не тешилось…
Плавные движения рубанка помогали успокоиться, привести мысли в порядок…
Лодку шить — дело нехитрое… если не впервой. До сих пор Тимше лишь смотреть приходилось, да на подхвате у отца шустрить — «подай то, подай се»! Хорошо хоть бревна на доски распускать не надо — готовые продают, а то бы намучился… дня три еще займет…
Мысли перекинулись на снаряжение — шнур для яруса куплен — поводки-форшни заготовить и в море, за треской… под парусом…
Тень улыбки тронула плотно сжатые губы — шитый из подушечного тика парус радовал глаз по—цыплячьи желтым цветом. Светлана Борисовна два дня без отдыха швейной машинкой стрекотала, хоть и недовольна была затеей, как никто другой.