Ныряющие в темноту
Шрифт:
Обучение на борту началось сразу после приемки «U-869». Проскользнув сквозь три палубных люка субмарины, члены команды оказались в стране чудес техники. Масса механизмов, измерительных приборов, шкал, труб и проводов покрывала каждый сантиметр, во всех уголках подлодки пахло свежей краской и маслом. Все часы показывали берлинское время, как узнали моряки, и так будет всегда, в какой бы части света не патрулировала субмарина. Нигде не было видно ни единого фото — ни Гитлера, ни Дёнитца.
Несколько последующих дней члены команды, грузили на подлодку припасы и знакомились с распорядком. Никто не должен был отдавать честь офицеру, находясь на борту корабля, а офицеры обращались друг к другу по имени. За считанные дни,
С самого начала команда присматривалась к Нойербургу. Каким бы ни было задание, он оставался хладнокровным и сдержанным — олицетворение военной дисциплины. Проходя мимо офицерского отсека, члены экипажа ожидали услышать какие-нибудь шутки, но слышали только серьезные разговоры капитана с Брандтом и Кесслером, причем всегда — на правильном немецком языке. Он никогда не называл оборудование подлодки на жаргоне, не ругался бранными словами. Даже когда новости об ухудшении положения Германии просочились в Бремен, Нойербург не выказал ни страха, ни сомнений. Вместо этого, он говорил о долге, а когда он не говорил о долге, он действовал, молчал и вообще вел себя так, будто долг был главным принципом его жизни. Хотя от морских офицеров требовали отказа от членства в какой-либо политической партии, включая нацистскую, команда, наблюдая за его поведением, думала, что его сердце не может не принадлежать национал-социалистам. Однако никто не спрашивал о его предпочтениях. После того как капитан провел с экипажем первые недели подготовки, все почувствовали, что этот человек скорее умрет, чем нарушит приказ.
Но сколько бы члены команды не размышляли о личности Нойербурга, они почти ничего не знали о его жизни. Он был пилотом морской авиации (это он им успел рассказать), и его только недавно перевели на подводный флот. Некоторые члены команды гадали, не поступил ли Нойербург на субмарину, чтобы «подлечить горло» (жаргонное выражение, которое обозначало желание офицера заслужить Рыцарский Крест, который носили на шее). Однако Нойербург никогда не говорил о своих мотивах. Кто-то однажды видел на причале его жену, поразительно красивую женщину, но и о своей семье Нойербург тоже ничего не рассказывал.
Его скрытность не подрывала веру людей в командира. Но если и была тайна, которая занимала членов экипажа «U-869» в первые дни подготовки, эта тайна все же касалась жизни человека, который был назначен, чтобы руководить ими.
В возрасте девятнадцати лет Хельмут Нойербург, уроженец Страсбурга, решил пойти на службу в военно-морской флот. Этот выбор мог удивить тех, кто его знал. В юном возрасте он проявил удивительный талант к игре на скрипке и большие способности к рисованию карикатур (среди них были и такие, на которых он зло высмеивал некоторых взрослых из своего окружения). Он защитил аттестат зрелости, что было условием дальнейшего обучения. Его близкие ожидали, что он посвятит себя искусству и добьется больших успехов. Это, возможно, и было целью поступления Гельмута в военные моряки: он знал, что если подпишется на несколько лет службы, то после увольнения получит приличную сумму, которую сможет потратить на свое образование. Он никогда не помышлял о службе на борту подводной лодки. Будучи мальчишками, они с братом Фридгельмом говорили о подлодках, но ни один из них не мечтал служить на них. «Слишком большая цена за звездную славу, — говорили они друг другу. — В подлодке ты очень быстро становишься жертвой».
Итак, Гельмут стал морским кадетом 1936 года. (Тогда курсы обозначались годом набора, а не годом окончания.) Он получал отличные оценки по большинству предметов
Хотя Гельмут не решался открыто высказываться против нацистского режима (офицера могли казнить за такое), он особо не сдерживался, когда говорил с Фридгельмом, служившим в одной из бронетанковых дивизий. Во время встреч с братом он говорил о том, что политика нацистов приведет Германию к краху. Фридгельм приходил в ужас от того, что Гельмут мог говорить так в присутствии посторонних.
«Ты с ума сошел! Разве можно говорить об этом так громко? Люди подслушивают повсюду), То, что ты говоришь, очень опасно!»
Но Гельмут не мог молчать. Однажды после беседы с одним нацистским начальником, Гельмут сказал Фридгельму (они тогда встретились недалеко от Нюрнберга), что антисемитские воззрения «отвратительны» и «тошнотворны». Фридгельм умолял брата замолчать. «И у стен есть уши, Гельмут! — предостерегал Фридгельм. — Все прослушивается. Пожалуйста, осторожней с тем, что ты говоришь. Это может плохо кончиться».
В 1941 году Гельмут женился на Эрне Маас, дочери владельца пивоварни. Ей был двадцать один год. Умная, красивая и энергичная Эрна тоже была страстной противницей оголтелой военщины. Оба любили друг друга беззаветно. Дома Гельмут собирал американские пластинки с джазом, который был запрещен нацистами, настраивал приемник на «Би-Би-Си», чтобы узнать новости о войне, — еще одно преступление военного времени. Однажды утром, бреясь перед зеркалом, он услышал сообщение «Би-Би-Си» о вступлении американцев в войну. «Мы уже проиграли», — сказал он Эрне.
Он продолжал видеться с Фридгельмом при любой возможности. Он продолжал свои разговоры. «После войны я избавлюсь от этого платья», — сказал он брату, имея в виду военную форму.
В 1943 году Нойербургу и другим был предложен выбор: они могут остаться в морской авиации или пойти служить на подводный флот. Тот, кто останется в морской авиации, будет немедленно отправлен на фронт, тот, кто пойдет служить на субмарины, проведет год или больше на курсах подготовки прежде, чем снова отправится на войну. Нойербург был отцом двухлетнего сына и годовалой дочери, поэтому он выбрал подлодку, хотя не питал никаких иллюзий по поводу ее безопасности. Сообщив Фридгельму о своем решении, он сказал, что, по его мнению, люди на подлодке — это «Himmelfahrtskommando» (команда, которая подчиняется непосредственно небесам).
Нойербург провел двадцать один месяц на курсах подготовки к службе на субмарине, используя все увольнения, чтобы покатать своего двухлетнего сына Юргена на яхте и покачать на коленях маленькую дочку Ютту. Накануне приемки «U-869» он говорил с Фридгельмом. На этот раз он ни словом не обмолвился о нацистах, он просто посмотрел брату в глаза и сказал: «Я не вернусь».
По окончании подготовки подлодку загрузили провизией и припасами. Команда вышла на «U-869» из Бремена в конце января 1944 года и направилась в Балтийское море, чтобы пройти там боевую подготовку в течение нескольких месяцев. С этого момента у нее больше не будет постоянной базы приписки, инструкции будут поступать прямо на борт, а лодка будет заходить в разные порты Балтики.