Нью-Йорк – Москва – Любовь
Шрифт:
– Где больно?
Он присел рядом и заглянул ей в лицо.
– Н-нигде… – с трудом удерживая слезы, пробормотала Эстер. – Ничего страшного, Кевин.
Не обратив на эти слова внимания, он сразу расшнуровал ее левый ботинок. И как только догадался, что она повредила именно левую ногу?
– Ой, не надо! – воскликнула Эстер, заметив, что он хочет прикоснуться к ее лодыжке.
– Я не сделаю вам больно. – Голос его звучал так, что она сразу успокоилась. – Только посмотрю, что случилось.
Непонятно, как он осмотрел ее ногу так, чтобы это получилось в самом деле совсем не больно! Эстер казалось, у нее сейчас искры брызнут из глаз. Но когда он прикоснулся к ее лодыжке, она этого даже не почувствовала. То есть наоборот, почувствовала: боль утихла, как по мановению волшебной палочки…
Это настолько изумило ее, что она так прямо и спросила:
– Вы что, волшебник, Кевин?
– Совсем нет, – серьезно ответил он. – Я же говорю, нас учили оказанию первой помощи. Да и на ранчо часто бывает, что лошадь или корова подворачивают ногу. Извините! – тут же смутился он.
– Ничего, – засмеялась Эстер. – Ноги в самом деле у всех одинаковые.
– Ну, не совсем… – смущенно пробормотал он. – С вами ничего страшного, не волнуйтесь. Надо просто подержать ногу в покое. Вывиха нет, но вы ее все-таки чуть-чуть потянули. Сделали неудачную попытку затормозить, правда?
– Правда, – кивнула Эстер. – Просто струсила без вас.
– Мне не надо было вас слушаться, – расстроенно сказал он. – В начале дела часто кажется, что оно сразу пошло как по маслу, но ведь это обычно вовсе не так. Я не должен был оставлять вас одну.
– Да ведь и правда ничего страшного, – сказала Эстер. – Кататься я, конечно, не смогу, но нога уже почти не болит. Покатайтесь один, Кевин. Я подожду вас здесь, на скамейке.
– Нет. Это было бы несправедливо, и я этого не допущу.
Он произнес это не резко, не упрямо, но как-то так, что Эстер сразу поняла: он в самом деле не допустит, чтобы она лишилась возможности покататься. Хотя ей было совершенно непонятно, каким образом он собирается этого не допустить, если она не может ступить на ногу.
– Знаете… Я могу называть вас просто по имени? – спросил он.
– Конечно, – кивнула Эстер.
«А сама даже и не спросила, сразу запанибрата с ним, – подумала она. – Правду леди Маунтгэттен говорила: вульгарная, больше ничего! Деревенский парень лучше воспитан. Впрочем, он же военную Академию закончил».
– Знаете, Эстер, – повторил он, – давайте мы сделаем очень просто. Я возьму вас на руки и буду кататься вместе с вами.
– Ничего себе просто! – воскликнула она. – Думаете, я ангел бесплотный? Хорошее у вас получится катание с таким грузом!
– Очень
С этими словами он наклонился к скамейке и взял Эстер на руки. Он сделал это в самом деле легко, так, будто она была если не ангелом бесплотным, то кем-нибудь не тяжелее птицы. И что ей было делать, не вырываться же у него из рук?..
Да ей вовсе и не хотелось вырываться… Ей стало вдруг так хорошо, так спокойно, что она даже глаза зажмурила.
Кевин ехал по аллее медленно, но так легко, словно никакого груза у него и не было. Он не произносил при этом ни слова, и Эстер молчала тоже. Только ролики чуть слышно шуршали по асфальту.
Дыхание у него нисколько не сбивалось, но все же было бы нехорошо вертеться у него на руках, затрудняя этим его движение. Поэтому она положила голову ему на грудь и замерла.
Его сердце билось у ее виска. Биение его сердца было таким же чистым и ясным, как его взгляд.
– Кевин?..
– Да?..
– Вам что, совсем не тяжело?
– Совсем. Мне с вами гораздо легче, чем одному.
– Это из-за равновесия?
Она все-таки улыбнулась, хотя простота этого разговора была так пронзительна, что ей почему-то хотелось плакать. Она улыбнулась сквозь слезы.
– Может быть. Я затрудняюсь это объяснить.
– Да ведь и не надо объяснять.
– Я тоже так думаю.
– Мне показалось, вы должны быть летчиком. Вы двигаетесь так легко, как будто летите. Но я просто не разбираюсь в знаках… как это… родов войск.
Она старалась говорить так, чтобы собственные слова не мешали ей слышать его сердце. Это было нетрудно: сердце его билось так, чтобы он мог слышать каждое ее слово.
– Я в самом деле летчик. Вы не ошиблись.
– Но вы сказали, военно-морские силы…
– Я служу в авиации военно-морских сил. То есть еще не служу. Только получил назначение после Академии.
– Вы уезжаете сегодня?
Она почему-то знала, что это именно так. Весь он был – один краткий и великий миг.
– Да.
– Далеко?
– В Перл-Харбор. Это в Тихом океане. На Гавайях.
– Вы, наверное, с детства мечтали там побывать.
– Да. Не то чтобы именно там, но вообще… Мне хотелось увидеть разные необыкновенные страны. У меня в детстве были рыбки, барбусы с Суматры. И я думал, что, когда вырасту, обязательно увижу остров, на котором они родились.
– Вы его обязательно увидите.
– Знаете… Только не смейтесь, пожалуйста.
– Я не буду смеяться.
– Мне хотелось бы увидеть его вместе с вами.