Нью-Йорк
Шрифт:
– Спасибо, Том.
– Рад помочь. Ты так и не скажешь, что это за железная дорога?
– Не сейчас.
– Что ж, желаю удачи. Запомни только одно: держись подальше от Габриэля Лава.
– Спасибо, – ответил Фрэнк. – Я учту.
Второй обед в «Дельмонико» состоялся в пятницу. Их снова было трое: Фрэнк, Шон О’Доннелл и Габриэль Лав. Последний снова медленно опустил свою тушу в кресло и доброжелательно уставился на обоих поверх белой бороды. А Шон успокаивающе улыбнулся Фрэнку, словно спрашивая: «Ну разве не фигура?»
Мастер тщательно подготовился к разговору. Едва заказали напитки, он перешел прямо к делу.
– Мистер Лав, – сказал он, – я хочу, чтобы вы еще раз подробно растолковали эту сделку. – Он улыбнулся. –
Водянистые светло-голубые глаза, как и раньше, вперились в него, но что в них мелькнуло, помимо благожелательности, – толика нетерпения?
– Дело, друзья мои, сама простота, – елейным голосом произнес мистер Лав. – А ваша роль сводится лишь к тому, чтобы уехать из города на день или два – отдохнуть от забот в месте, куда не дотянется телеграф. Больше ничего, – улыбнулся он добродушно. – Короче говоря, небольшой отпуск. – Он повернулся к Шону. – Я ничего не напутал?
– Все правильно, – сказал Шон. – В верховьях реки.
– Завтра суббота, – продолжил Габриэль Лав. – Рынки открыты с утра перед закрытием на весь уик-энд. И завтра утром, в самом конце работы, я собираюсь приобрести от имени ряда третьих лиц полпроцента акций железной дороги Гудзон – Огайо. С этим не возникнет проблем, благо они уже в руках моих агентов, которые исправно продадут их мне. Эти действия не вызовут никакого шума, но рынок заметит активность. Мистер Сайрус Макдафф находится в Бостоне. Завтра у его внучки свадьба. Маловероятно, что он попытается связаться с вами, если его агент сообщит о рыночной активности. Если попробует, вы не ответите. Однако он, скорее всего, вообще ничего не узнает. Вечером в воскресенье с мистером Макдаффом будет обедать некий эксперт, мой знакомый. Он сообщит мистеру Макдаффу, что я, судя по слухам, тайком приобрел тридцать шесть процентов его железной дороги, а в воскресенье утром мои агенты якобы прикупили еще. Тем временем я постараюсь, чтобы этот слух разлетелся по всему Нью-Йорку. – Он глубокомысленно кивнул. – И тут-то, друзья мои, злая натура Сайруса Макдаффа одержит верх. Он угодит в лапы дьявола. Он попытается разыскать вас, чтобы вы заверили его в том, что не продаете ваши десять процентов. Или что продадите их ему, а не мне. Сперва он прибегнет к телеграфу. Он даже может отправиться поездом в Нью-Йорк, если тот сыщется в столь поздний час. Но он не найдет вас, потому что вы уедете. Все попытки связаться с вами потерпят фиаско. Он сильно встревожится. А почему? Только потому, что ненавидит меня и не хочет, чтобы я имел долю в его железной дороге. Там будут вопли, джентльмены, и скрежет зубов. Утром в понедельник Сайрус Макдафф лично или через своих агентов предпримет попытку скупить акции железной дороги Гудзон – Огайо. Они будут срочными. Цена взлетит. Но вряд ли ему удастся купить хоть что-нибудь. Чтобы держать дела на плаву, мои агенты продадут небольшую часть моих собственных акций, но много меньше, чем ему будет нужно. Рынок заметит. Рынок взбудоражится. А затем рынок вспомнит еще кое о чем. Он вспомнит, потому что ему подскажут мои агенты. Они заявят следующее: «Если Габриэль Лав приобретет контроль над магистралью Гудзон – Огайо, то пристыкует к ней Ниагарскую ветку, ценность которой многократно умножится». Пока люди Макдаффа будут обыскивать рынок в поисках акций дороги Гудзон – Огайо, акции Ниагарской ветки взлетят, ведь это достойный предмет для ставок. А я в это время продам мои ниагарские акции. К исходу дня я рассчитываю выйти из игры.
– И вы хотите, чтобы я при этом бездействовал? – уточнил Мастер.
– Вас не окажется на месте, вы ничего не будете знать. Но после нашей предыдущей встречи вы уже дали своему брокеру секретные инструкции.
– Если акции дороги Гудзон – Огайо станут дороже доллара двадцати, он продаст их по максимальной цене.
– Разумные инструкции, так поступил бы любой инвестор. И я считаю, что они поднимутся намного выше. К этому времени весь рынок будет охотиться за этими акциями. Никто не поймет, что происходит. Я тоже буду продавать свои. Мы оба получим немалую прибыль, мистер Мастер. Очень,
– Красиво, – сказал Шон.
– Красота в том, – благодушно отозвался мистер Лав, – что каждый получит то, что он хочет. Я уйду с рынка в большом плюсе. Мистер Мастер тоже получит прибыль, ничем не рискнув. Преуспеют даже те, кто купит ниагарские акции, так как мистер Макдафф, узнав о моем выходе из игры, не будет иметь причины не сделать очевидную вещь – присоединить Ниагару к Гудзон – Огайо, повысив стоимость акций. Даже Макдафф получит желаемое, потому что непременно закончит день полным хозяином Гудзон – Огайо. – И тут водянистые голубые глаза мистера Лава не только ожесточились, но и волшебным образом сузились так, что он уподобился не Санта-Клаусу, а здоровенной белой крысе. – Но он, – шепнул мистер Лав, – заплатит мне за это втридорога.
Ненадолго воцарилось молчание. Затем нарисовалась тройка официантов с тремя тарелками омара Ньюбург. «Дельмонико» славился этим блюдом.
– Я прочту молитву, – изрек Габриэль Лав. Сведя пальцы, он кротко проговорил: – Господи, благодарим Тебя за этот дар в виде омара Ньюбург. И даруй нам, ежели будет на то Твоя воля, контроль над железной дорогой Гудзон – Огайо.
– Но нам не нужен контроль над Гудзон – Огайо, – деликатно возразил Шон.
– Верно, – согласился Габриэль Лав, – но Всемогущему пока незачем это знать.
Все ли было в порядке? Казалось, что да. Фрэнк глянул на Шона, ища подтверждения. Тот улыбнулся.
– Что мне нравится, – сказал Шон, – так это полная законность затеи. Вы скупаете акции, Макдафф паникует, рынок приходит в волнение, вы с Мастером продаете с прибылью для себя. Комар носа не подточит. И это сработает. Если только Макдафф не учует подвоха.
– Вот почему я дождался его отъезда, – подхватил Габриэль Лав. – Если бы он смог явиться в контору Мастера и побеседовать вживую, если бы даже связался с ним по телеграфу, то все мои планы обратились бы в прах. Но он не сможет этого сделать, и в нем поселится неуверенность, а неуверенность рождает страх. Вдобавок он будет в неуравновешенных чувствах. Любимая внучка выходит замуж, а Макдафф сентиментален. – Лав вздохнул. – Человеческая природа, джентльмены. Первородный грех неизменно приводит людей к злоключениям. – Он безмятежно посмотрел на обоих. – Я биржевой делец, джентльмены, и это часть Божьего замысла. Люди учатся только на страданиях. И вот я караю людскую слабость, а Бог вознаграждает меня.
– Аминь, – осклабился Шон О’Доннелл.
Они прикончили омара. Им предложили шарлотку по-русски, что было принято, за которой последовали груши в коньяке. Разговор переключился на театр, а после – на скачки. Подали французское десертное вино. Фрэнку стало немного нехорошо, лоб покрылся клейкой испариной. Он подумал, что переел, и отказался от новой порции шарлотки.
Тем временем Шон спрашивал у Габриэля Лава:
– Что же вы будете делать после этой аферы?
– После? – Мистер Лав невозмутимо осмотрел стол. – Ничего, мистер О’Доннелл. Я ничего не буду делать.
– Не похоже на вас.
– Я ухожу на покой, – объявил Габриэль Лав, – и целиком посвящу себя добрым делам.
– Потеряли вкус к рынку?
– Слишком много правил, мистер О’Доннелл. Слишком много таких банкиров, как Морган. Они чересчур могущественны для меня. А кроме этого, – он скорбно покачал головой, – они лишают бизнес прелести и выхолащивают из него жизнь.
– Шестидесятые! – сказал Шон О’Доннелл. – Вот было времечко!
– Истинно так, – согласился Габриэль Лав.
– У вас все было схвачено. У вас и Босса Твида.
– Наша тогдашняя система приблизилась к совершенству.
Фрэнк слушал. О годах после Гражданской войны знал, разумеется, каждый. Если сегодняшние владельцы железных дорог напоминали феодальных баронов, то Уолл-стрит конца шестидесятых, когда коррупция вышла на рынок, смахивала на Темные века. Не стоило упускать возможность послушать живого участника тех событий.
– Я всегда говорил, что ваш друг Фернандо Вуд преуспел бы еще больше, держись он поближе к Таммани-холлу, – сказал Шону Габриэль Лав.