Нью-Йорк
Шрифт:
Его уверенность была вознаграждена: достигнув дна в ноябре, рынок стабилизировался, а с началом 1930 года пошел в рост.
– Кредитов масса, процент невысокий, – отметил Уильям. – А если люди занимают осторожнее, то в этом нет ничего плохого.
Чарли же, наблюдая, осознал, что отец и сам энергично торгует. Он не видел сделок, но знал, что они крупны.
– Ты покупаешь с маржей? – спросил он.
– Отчасти, – был ответ.
Однако в конце марта, когда клерк проверял одну такую сделку с ним, а не с отцом, Чарли увидел, что Уильям занимал по девять долларов на каждый вложенный свой – инвестировал
– Дело в том, Чарли, что я вложил в контору собственные деньги, чтобы ее сохранить. Не говори матери. И вообще никому. Секретность – главное в этой игре. Но я довольно быстро возвращаю деньги.
– Ты уверен, что рынок растет?
– Послушай, дно было на ста девяноста восьми. Я не говорю, что мы вернемся к тремстам восьмидесяти одному, но триста увидим. В этом я не сомневаюсь.
И в конторе Мастера зазвучала литания. «Мы увидим триста», – говорили друг другу служащие. «Мы увидим триста, – твердили они клиентам. – Так считает мистер Мастер». Вскоре его правота как будто подтвердилась. 30 апреля Доу-Джонс достиг 294.
Жарким августовским утром Сальваторе Карузо работал высоко в небесах. Он проворно и точно укладывал кирпичи, но почти не следил за делом своих рук, поминутно глядя вниз на далекую улицу в ожидании новостей.
Нет, работа его устраивала. За последние восемнадцать месяцев он побывал на нескольких площадках, но эта, конечно, была самой грандиозной. Дело происходило на Пятой авеню около Тридцать четвертой улицы. В начале года здесь еще красовался отель «Уолдорф-Астория». К марту на его месте осталась только огромная яма в сорок футов глубиной, достигавшая скальных пород. Сейчас из этого ложа с удивительной скоростью вырастал небоскреб, которому предстояло затмить все предыдущие.
Эмпайр-стейт-билдинг.
В проекте все было невероятно. Предприниматель Раскоб, первоначально нищий, стал правой рукой могущественного клана Дюпон и председателем финансового комитета «Дженерал моторс». Номинальный глава Эл Смит остался беден, но был губернатором штата Нью-Йорк от демократов и мог бы пройти в президенты США, если бы не был католиком. Оба – яркие личности. Оба ненавидели лицемерие «Сухого закона». Оба любили рискнуть.
И если Уолтер Крайслер воображал, что хитроумный шпиль из нержавеющей стали навеки сделает его королем небесной линии Нью-Йорка, то лучше бы ему не спешить. Эмпайр-стейт-билдинг готовился обогнать его детище, и очень скоро.
Последние пару лет Сальваторе работал с одной и той же бригадой каменщиков. Они переходили с площадки на площадку и заслужили хорошую репутацию. Коллектив был дружный, но ему порой, несмотря на случившееся, не хватало Анджело.
Сальваторе снова оглядел улицу. Он ждал новостей от Анджело.
Строительство было безупречно организовано. Проезжая часть всегда оставалась свободной, чтобы не мешать жителям Пятой авеню. Каждое утро грузовики по строгому расписанию въезжали на площадку с одной улицы и выезжали с другой, а грузы спешно поднимали на соответствующие этажи.
Материал поступал из многих мест. Т-образные балки прибывали из Питтсбурга, известняк –
Самой поразительной была скорость. По мере того как вырастал огромный стальной каркас, каменщики шли по пятам, и за день Эмпайр-стейт-билдинг увеличивался почти на этаж.
Вот несколькими этажами выше и слева проплыла большая железная перекладина. Ее оседлала пара человек.
– Во краснокожие дают! – бросил один из бригады.
На площадке трудились десятки индейцев могауков. Полвека назад они целыми семьями оттачивали навыки работы с железом на строительстве канадских мостов. Теперь они прибыли из резерваций на строительство нью-йоркских небоскребов. Сальваторе нравилось наблюдать за тем, как могауки преспокойно сидят на балках, которые возносятся на головокружительную высоту. Там они направляли балки внутрь мощного каркаса, где их принимали четверки клепальщиков, занятые своим оглушительно шумным ремеслом. Могауки и клепальщики входили в число самых высокооплачиваемых рабочих.
Сальваторе, как каменщику, тоже платили лучше некуда – больше пятнадцати долларов в день. А главное, у него была работа, чем не могли в эти дни похвастаться очень многие умельцы.
Ирония случая: как только Эмпайр-стейт-билдинг начал расти, сама Америка начала спотыкаться. Страну не поразил очередной рыночный крах, внезапного кризиса не было, но могучая американская экономика в конце концов, как боксер, который пропустил серию мощных ударов и зашатался, стала сдавать позиции.
Достигнув в апреле максимума, рынок ценных бумаг прервал свой рост, наблюдавшийся с нового года. Изо дня в день по мере того, как Эмпайр-стейт-билдинг поднимался на очередной этаж, рынок немного проседал. Не сильно, самую малость. Но он падал день за днем, неделю за неделей. Защита рухнула, он отказался от боя и больше не видел оснований к росту. К лету стало напряженно с кредитами. В компаниях начались увольнения, компании лопались. Спокойно, непрерывно, все новые и новые.
Конечно, многие заявляли, что скоро все образуется, что рынок недооценен, а экономика по-прежнему крепка. Как секунданты на ринге, они кричали своему бойцу, чтобы был начеку. Но боец спекался и терял присутствие духа. Везде, где были шансы найти работу, выстраивались длинные очереди.
В одиннадцать часов Сальваторе заметил серебристый «роллс-ройс», проехавший по Пятой авеню. Он вспомнил, как леди в таком же автомобиле возила их с Анной в Грамерси-парк, и задался вопросом, не она ли это.
Оказалось, что она. Далеко внизу Роуз сказала подруге:
– Когда я думаю о бедной миссис Астор – я, разумеется, имею в виду настоящую миссис Астор – и о ее доме, превратившемся в отель… Это уже было скверно, но теперь они строят эту чудовищную, громадную штуковину… – Она отвернулась от площадки. – Глаза бы мои не видели!
Наступило время ланча, и большинство рабочих спустились к подножию здания, где действовал отличный кафетерий. Не пошли только итальянцы. Они знали, что съедобна лишь итальянская пища, приготовленная итальянскими руками, и захватили завтраки.