Нюма, Самвел и собачка Точка
Шрифт:
— Только короли! — засмеялась Евгения Фоминична.
Нюма не был королем. Он уже минут десять топтался у подъезда дома Жени Роговицыной, поглядывал на часы и мучительно соображал — явиться ли точно в условленное время или чуть опоздать? Вообще этот визит вызывал тягостные вопросы. Первый вопрос: идти вообще в гости или нет? Даже после того, как они договорились по телефону! Второй вопрос: что надеть? Не являться же шаромыжником? Да и голову помыть не мешало, а тем более постоять под душем.
И вот, решив все эти вопросы, он маялся перед подъездом дома на улице Скороходова. В его руке томились три гвоздики, завернутые в газету «Смена». А взор следил за минутной стрелкой, повергая Нюму в томительное состояние ожидания. В четверть шестого он стеснительно вошел в подъезд… Даже нажимая кнопку звонка, Нюма задавался вопросом — для чего он затеял этот визит? И не шмыгнуть ли обратно в кабину лифта?!
Дверь квартиры приоткрылась, и в проеме показалась моложавая особа в ярком домашнем халате.
— Проходите, проходите! — голос ее прозвучал с уже знакомым кавказским акцентом.
— Я к Жене, — проговорил Нюма и добавил: — К Евгении Фоминичне…
— Знаем, знаем, — кивнула особа.
— Наум?! — прервал ее хрипловатый голос завзятой курильщицы. — Долго ты ко мне добирался. Сорок лет и пятнадцать минут!
— Ну… такая точность, — подхватил смешливую интонацию Нюма. — Так ведь транспорт отвратительно ходит, сама знаешь.
— И цветы принес? — Евгения Фоминична покачала головой.
— Да, вот, — Нюма неуклюже протянул газетный кулек.
— О, сегодня у нас гвоздичный день! — довольным тоном проговорила Евгения Фоминична. — И не знала, что Наум такой ухажер.
— Ты многого не знаешь, — радовался Нюма, что угадал с подношением.
В блеклых глазах Жени вспыхнули голубоватые искорки. Словно магической силой отсылая память Нюмы в далекие пятидесятые годы…
— Если ты, Женя, на пенсии, то я вообще…
— Мафусаил, — подсказала Евгения Фоминична, помогая стянуть куртку с плеч гостя. — Ну, Наум… В костюме ты молодой Мафусаил. Мафусаильчик!
— Правда?! — с детской наивностью Наум похлопал ладонями по накладным карманам серого костюма.
— Особенно мне нравится этот хлястик! — язвила Евгения Фоминична. — Словно наш Мафусаильчик
Лаура громко захохотала.
— Другого у меня нет, — буркнул растерянно Нюма.
— И не надо! — не удержалась Евгения Фоминична. — Глядя на тебя в этом костюме, я чувствую себя школьницей…
Она мягко подхватила локоть гостя и шагнула к дверям своей комнаты.
— Женя, долму давать? — вопросила Лаура.
— Не сразу же! — бросила через плечо Евгения Фоминична. — Кстати, Наум, это Лаура. Она с мужем живет у меня. Приехали из Еревана.
Нюма обернулся и кивнул.
Евгения Фоминична прикрыла за собой дверь и подвела Нюму к креслу. Сама же пристроилась на диване у окна.
Нюма огляделся. Просторная комната была полна добротными надежными вещами — шкаф, кресла, массивный стол на узорных ножках, портьеры, бронзовая люстра с фарфоровыми подвесками, несколько картин в темных рамах, множество старинных вещиц за стеклом горки…
— Наум, Наум… Ты, словно маклер, оценивающий жилплощадь, — засмеялась Евгения Фоминична, — взгляни на меня. Я специально вырядилась в честь нашей встречи.
— Да, да, — Нюма ловил себя на том, что избегает смотреть на хозяйку дома, точно знает о какой-то давней обоюдной вине. — Какое неожиданное имя — Лаура…
— Армяне нередко носят подобные имена… Гамлет, Офеля, Марксэн — Маркс-Энгельс… Я часто бывала там в командировке…
— У меня тоже живет армянин. Самвел. Только он из Азербайджана… Бежал от этого ужаса…
— Вот, вот… И мои так же. Только ее муж — азербайджанец. Они бежали уже из Армении… Просто сумасшедший дом! Соседи требовали, чтобы Сеид отдал им Карабах! Соседи, с которыми годами жили бок о бок. Знаешь, как на Кавказе! Это не то, что у нас. Они там все как братья были. И вдруг… В голове не укладывается…
— Вот, вот… И с Самвелом такая же история, — вздохнул Нюма. — Давно они к тебе приехали?
— В восемьдесят восьмом. Четыре года живут.
— И Самвел в восемьдесят восьмом…
— В год, когда умерла Роза, — произнесла Евгения Фоминична.
— Да, — Нюма пожал плечами.
— А чему ты удивляешься? Мы столько лет были самыми близкими подругами. Хоть и не виделись… институтское братство… не все еще поумирали.
— Да. В восемьдесят восьмом, — уклонился Нюма. — Наша дочь, Фира, сдала ему комнату… Вскоре Роза и умерла.
Они помолчали. Из глубины квартиры слышался стук посуды, шум воды…
— Кажется, нам не очень повезло с дочерьми, — обронила Евгения Фоминична и воскликнула: — Слушай, как ты справился со своей штаниной? Сам зашил? И, кстати, где твоя прелестная собачка? Думала, что ты явишься ко мне с собачкой…
Мягкое лицо Нюмы посырело, словно лежалое тесто. Отчего глаза запали в глазницы. Он втянул воздух и закашлялся…
— Не говори, — сквозь кашель произнес Нюма, — пропала моя собачка.