Нюрнбергский набат. Репортаж из прошлого, обращение к будущему
Шрифт:
Германский приказ:
«В связи с убийством 20 октября 1941 г. военного коменданта города Нанта подполковника Хотца и в соответствии с моим объявлением, опубликованным 22 августа 1941 г., а также в соответствии с приказом от 19 сентября 1941 г., отданным мной генеральному уполномоченному Французского правительства, французы, имена которых далее следуют и которые находятся в настоящее время под стражей в качестве заложников, должны быть расстреляны». 16 человек было расстреляно в Нанте, 27 — в Шатобриане. Пятерых расстреляли в другом департаменте. Нам известны последние минуты жизни тех, кто был расстрелян
Одно из «благ» нацизма — голод
«Население знало из газет и по пришедшим из Нанта сведениям, что на одной из улиц Нанта был убит немецкий офицер. Но оно не могло думать о том, что будет применена столь жестокая и столь массовая репрессивная мера. За несколько дней до этого в лагере Шуазель германские власти поместили в специальный барак группу заключенных, которых они намеревались использовать в качестве заложников в случае возникновения особых затруднений. Из их числа были взяты те, кого должны были расстрелять в этот вечер 22 октября 1941 г.
К господину кюре де Бере пришел господин Моро, начальник лагеря в Шуазеле. Последний в нескольких словах объяснил ему причину своего прихода. Он явился по поручению префекта Шатобриана, господина Лекорню, чтобы сообщить, что 27 человек, взятые из числа политических заключенных лагеря в Шуазеле, будут казнены во второй половине дня и господина кюре просят поэтому немедленно прийти в лагерь, чтобы исповедать осужденных. Господин кюре заявил, что готов выполнить эту свою тяжелую миссию, и отправился к заключенным, не задерживаясь ни минуты.
Всем французам было строжайшим образом запрещено подходить к каменоломне — месту, где происходила казнь. Мне известно лишь то, что заключенных для совершения казни разбили на три группы по 9 человек, что все заключенные отказались завязать глаза, что юный Мокэ был расстрелян уже после того, как потерял рассудок, а также то, что последний пламенный возглас, который срывался с уст каждого, был: „Да здравствует Франция!“».
На странице 21 того же документа — показание жандарма Русселя:
«22 октября 1941 г. около 15 ч 30 мин я находился на улице 11 Ноября в Шатобриане и увидел четыре или пять германских грузовиков (точное число я не могу указать), двигавшихся в направлении лагеря Шуазель. Впереди ехала легковая автомашина, в которой находился германский офицер. Многочисленные гражданские лица в ручных кандалах находились в грузовиках, они пели патриотические песни („Марсельезу“, „Прощальную“ и т. д.). В одном из грузовиков ехали германские вооруженные солдаты.
Позже я узнал, что везли заложников, только что взятых в лагере Шуазель, и их везли в каменоломню ла Саблиер, находившуюся на пути в Суден, чтобы расстрелять в качестве репрессии за убийство в Нанте германского полковника Хотца.
Примерно двумя часами позже те же грузовики возвратились из указанной каменоломни и въехали во двор замка в Шатобриане, где тела расстрелянных были перенесены в подземелье, и там они
Во время возвращения из каменоломни грузовики были покрыты брезентом, с них не раздавалось никаких звуков, но из-под брезента струилась кровь, и на дороге от каменоломни до замка остался заметный узкий след крови.
Я не присутствовал ни при отправке заложников из лагеря, ни при расстреле их в каменоломне ла Саблиер, так как подходы к этим местам охранялись германскими солдатами, вооруженными ручными пулеметами».
Почти в то же самое время, когда расстреляли 48 заложников, были расстреляны заложники в Бордо (документ Ф-400/с/).
«…В ходе происходившего вчера вечером в военной комендатуре Бордо совещания германские власти потребовали, чтобы я немедленно арестовал 100 человек, известных своими симпатиями к коммунистической партии или сторонников де Голля, которые будут рассматриваться в качестве заложников, а также чтобы я произвел весьма значительное число обысков.
Эти мероприятия осуществляю я, начиная с сегодняшнего утра; до настоящего времени мне не было сообщено никаких представляющих интерес сведений об их результатах.
Кроме того, сегодня в 11 часов утра германские власти поставили меня в известность о репрессивных мерах, которые они решили предпринять в отношении местного населения».
Вот письмо, написанное генералом фон Фабером дю Фор, начальником районной администрации Бордо, префекту департамента Жиронды:
«Бордо, 23 октября 1941 г.
ГОСПОДИНУ ПРЕФЕКТУ ДЕПАРТАМЕНТА ЖИРОНДЫ
В результате трусливого убийства военного советника Реймерса высшее военное командование во Франции отдало приказ о расстреле 50 заложников. Казнь состоится завтра утром. В том случае, если убийца не будет арестован в наикратчайший срок, будут приняты дополнительно, как и во время событий в Нанте, самые суровые меры.
Имею честь сообщить вам об этом решении.
И все упомянутые в письме лица были казнены.
В предместье Парижа имеется пользующееся известностью место, ставшее для французов после освобождения местом паломничества. Это место — форт Роменвилль. В период оккупации немцы превратили этот форт в место заключения для заложников, откуда они брали свои жертвы в тех случаях, когда хотели осуществить репрессивные меры в связи с каким-либо патриотическим выступлением. Это оттуда были увезены профессора Жак Соломон, Декуртманш, Жорж Политцер, доктор Боэр и шестеро других французов, которые были арестованы в марте 1942 г., подвергнуты пыткам в гестапо, а затем казнены без суда в мае 1942 г.
19 августа из этого форта было взято 27 заложников, среди них господин ле Галль, муниципальный советник в Париже. Все они были перевезены из форта Роменвилль на Мон-Валерьен и казнены…
В сентябре 1942 г. было совершено покушение на германских солдат в кинотеатре «Рекс» в Париже. 20 сентября по указанию генерала Штюльпнагеля в газетах было опубликовано сообщение, в котором говорилось о том, что в наказание за это покушение он приказал расстрелять 116 заложников; в сообщении также указывалось о том, что будут приняты суровые меры по угону населения.