Нюрнбергский процесс глазами психолога
Шрифт:
Перед началом слушаний Ширах пытался ухватиться за соломинку обычного своего и геринговского цинизма и скептицизма.
— Очень сомневаюсь, что какая-нибудь немецкая женщина сознательно заказала бы себе абажур из человеческой кожи, — высказался он.
— Зато немецкие мужчины их делали, а женщины были не против принять их в подарок, — резко ответил я. — В чем разница?
Ширах с помутневшим взором откинулся на спинку стула.
Кейтель, перехватив мой взгляд, прошептал:
— Ужас! Ужас! — Закатив глаза, он воздел руки, демонстрируя решительное неприятие подобных вещей.
Утреннее заседание. Майор Уэлш зачитал отрывки из доказательного материала
Из дневника Франка: «То, что мы обрекли на гибель миллион двести тысяч евреев, удостоилось лишь беглой констатации. Само собой разумеется, что если евреи погибнут не от голода, то это, вероятно, ускорит проведение направленных против евреев мер». Из донесения генерала СС Штроонса о полном уничтожении варшавского гетто: «… Поэтому я принял решение… предпринять полное уничтожение еврейского квартала путем сожжения всех жилых домов… Нередко евреи оставались в охваченных огнем домах до тех пор, пока из-за задымления им не приходилось выбрасываться из окон верхних этажей… С многочисленными переломами они пытались доползти до находившихся на противоположной стороне улицы домов, пока не охваченных огнем… После восьмидневного пребывания в подземных канализационных коллекторах они также покидали их. Много евреев погибло от взрывов в подземных бункерах, точное число их не установлено… Лишь в результате настойчиво принимаемых мер удалось схватить и впоследствии устранить 56 065 евреев. К ним следует также добавить и тех, которые погибли в результате подрывов, в огне пожаров и т. п., точное число которых не установлено».
В перерыве Йодль вопил:
— Мерзкая спесивая эсэсовская свинья! Он тут на 75 страницах во всех прелестях расписывает забой евреев, а кампания, в которой солдаты сражались с вооруженным до зубов противником, удостоилась всего двух страниц!
В разговоре с Франком я упомянул о его циничных высказываниях и о том, как с помощью крохотных пищевых рационов уморили голодом один миллион евреев. Франк признал, что в период своего слепого поклонения идеям национал-социализма поддерживал подобные акции; но все свои дневники и записи, по его словам, он добровольно передал американскому военному командованию с тем, чтобы в конце концов сказать слово правды об этом безнадежном периоде истории, невзирая на возможные последствия для себя лично.
Майор Уэлш продолжил чтение документов, служивших доказательством геноцида евреев в Треблинке и Освенциме. Документ из Польши: «Все жертвы были обязаны раздеться догола, их одежда и обувь затем была собрана. После этого их, включая женщин и детей, затолкали в камеры смерти… Маленьких детей просто швыряли внутрь».
В тот период в дневнике губернатора Франка появилась запись, датированная 16 декабря 1941 года: «Евреи и для нас оказались слишком уж прожорливыми. Таких в генерал-губернаторстве по приблизительным оценкам около двух с половиной миллионов». А вот еще одна запись января 1944 года: «На данный период евреев у нас в генерал-губернаторстве примерно 100 тысяч».
Обеденный перерыв. И за столом Франка, и за столом Геринга Гитлер был центральной темой разговоров. Гесс и Риббентроп, сидевшие за столом Франка, подняли вопрос о том, знал ли Гитлер обо всем этом. Франк, не скрывая злорадства, заявил, что будь это иначе, сложно было бы все организовать. Он твердил, что все делалось по прямому приказу Гитлера.
Между тем Кейтель подбросил Герингу вопрос, а не лучше бы Гитлеру, не полагаясь на свое окружение и не вешая на него ответственность за содеянное, самому взять да и возложить эту ответственность
— Но не следует забывать, кем он был, — возразил Геринг в отчаянной попытке воспротивиться столь демонстративному разброду в рядах обвиняемых.
— Конечно, не следует — он был главным военным преступником! — бросил я, стоя между двух столов.
— Он был и оставался главой нашего государства. Я бы не перенес, если бы мне довелось увидеть, как его судит иностранный суд! Вы же все знали фюрера. Он бы первым встал и заявил во всеуслышание: «Приказы отдавал я, и я беру на себя всю полноту ответственности!» Но по мне лучше уж десять раз умереть самому, чем стать свидетелем такого жуткого унижения.
Впрочем, на остальных обвиняемых эта пламенная демонстрация лояльности не произвела никакого впечатления.
Франк бросил резкую реплику:
— Ничего страшного, тиранам уже приходилось отвечать перед судом!
Это был первый вызов Герингу с начала процесса. Бывший рейхсмаршал побагровел.
— По его милости мы сейчас здесь, и единственное, что нам остается, так это рассказать, как все было в действительности!
Кейтель, Дёниц, Функ и Ширах внезапно поднялись и покинули стол Геринга, что было совсем не в их духе, оставив Геринга в одиночестве. Чтобы выйти из этого явно неприятного положения, Геринг тут же встал из-за стола и направился ко мне, сделав вид, что желает продолжить прерванную беседу.
— Знаете, — доверительно начал он, — в мои намерения вовсе не входит преувеличивать мою любовь к фюреру — вам ведь известно, как он отнесся ко мне в финале. Но я не знаю, что мне говорить, — мне кажется, что в последние полтора года он просто почти все передоверил Гиммлеру.
— Но все делалось по их взаимному согласию — иначе разве стали бы возможны эти злодеяния, да еще в таких масштабах?
— Думаю, Гиммлеру так или иначе приходилось ставить фюрера в известность о многих убийствах и тому подобных случаях. А если речь идет о такой войне, где столько жертв с каждой из сторон, — не знаю…
Я отошел.
Ширах присоединился к Фриче, Шпееру и Зейсс-Инкварту. После нескольких шутливых замечаний Шираха по поводу того, как гитлерюгенд старел, умнел и ожесточался, он, вдруг посерьезнев, заявил мне:
— Но жить нам осталось мало, так что не успеть воспользоваться этой вновь обретеннной мудростью. Все потеряно безвозвратно. Я не буду в обиде на этот суд, если в один прекрасный день он заявит: «Всем им голову с плеч долой!» И пусть даже среди нашей двадцатки и отыщется парочка невиновных — это же капля в морс по сравнению с миллионами безвинно погубленных!
— До меня дошли слухи, что вчера зачитывали вашу «венскую речь»?
— Да, ту самую, которой мы столько времени посвятили во время самой первой нашей с вами беседы. — Ширах пожал плечами. — Теперь уже поздно.
Разговор снова коснулся Гитлера.
— Я ведь говорил вам о том, что в 1943 году у меня сложилось впечатление, что он ненормален, — заметил Ширах Фриче.
Близилось время возвращаться в зал судебных заседаний.
Внизу Франк нравоучительным тоном доводил до сведения остальных, что, дескать, сейчас необходимо, чтобы весь немецкий народ узнал всю правду до конца. Розенберг попытался использовать свою старую тактику, перевести разговор на агрессивность союзных держав, утверждая, что Америка стоит перед той же расовой проблемой. И тут же бросил полный надежды взгляд на Шпеера, явно рассчитывая на моральную поддержку того. Но Шпеер лишь саркастически рассмеялся в лицо Розенбергу, сопроводив свой смех соответствующим жестом.